Накануне и в дни испытаний

Казалось, что после войны ничто не грозило биологии в нашей стране. Раны от дискуссий по генетике как будто были вылечены временем и потрясениями, которые все мы пережили в годы Великой Отечественной войны. Возникло как бы динамическое равновесие между представителями классической генетики и сторонниками Т. Д. Лысенко. Причем все вроде бы постепенно сдвигалось в область истинной генетики.

Вопросы генетики получили широкое звучание в стране. Мне приходилось часто выступать с лекциями и докладами в Москве и в разных городах Союза. В 1945 году я прочел цикл лекций в Саратове для работников Саратовского университета и Саратовского селекционного центра. Эти лекции посвящались успехам хромосомной теории, генетическим основам эволюции и селекции, анализу теоретических основ и методов работы И. В. Мичурина. Казалось, все разъясняется, и генетика встает перед нашей наукой как краеугольный камень биологии в ее влиянии на медицину и на сельское хозяйство.

В этот период два крупных цикла работ в первую очередь характеризуют деятельность лаборатории цитогенетики Института цитологии, гистологии и эмбриологии Академии наук СССР. Один цикл был связан с развитием эволюционной генетики, второй - с получением мутаций под действием химических факторов. Интенсивные исследования за время войны и особенно за три послевоенных года (1945-1948) дали яркие неопровержимые доказательства плодотворности дальнейшего развития исследований по синтезу экспериментальной и теоретической генетики с дарвинизмом. В обширных экспериментах с природными популяциями были получены факты, установившие новые закономерности в действии естественного отбора, в процессах естественных мутаций, эволюционной роли изоляции популяций, роли смешения разных популяций через их скрещивание и т. д.

В большой серии работ, публиковавшихся в 1945-1948 годах, совместно с Г. Г. Тиняковым мы сообщили о результатах исследования новых явлений в процессах эволюции ядра клетки. Эта серия под общим названием "Естественный отбор и эволюция клеточного ядра" была представлена более чем 20 публикациями в советских и в зарубежных журналах. Проведенные нами исследования впервые показали связь эволюции ядра клетки с действием естественного отбора и создали возможность экспериментального изучения тех сложных форм, в которых осуществляется действие естественного отбора в природе. В модельных опытах, которые нам удалось поставить, как в природных условиях, так и в лаборатории, мы воспроизвели целый ряд сторон в эффектах естественного отбора. Отдельная серия работ из пяти сообщений была опубликована мною по ряду вопросов, которые развивали фундаментальные принципы генетики популяций. Эти работы были посвящены законам появления новых мутаций в природе, роли и природе внутрипопуляционного гетерозиса и других явлений. В 1948 году была напечатана моя работа "Экспериментальное исследование интеграции наследственных систем в процессах эволюции популяций", имевшая принципиальное значение.

Для успеха нашей генетики, и в частности для успеха лаборатории цитогенетики, важнейшее значение имел тот факт, что после работ В. В. Сахарова начиная с 1946 года И. А. Рапопорт начал печатать свои работы по химическому мутагенезу.

В эти же годы привлекают к себе внимание работы по получению полиплоидных мутаций у растений, которые также были осуществлены в нашей лаборатории. В этом отношении большой научный и общественный резонанс имела работа В. В. Сахарова по созданию тетраплоидной гречихи, Эта культура является во многих отношениях национальной русской крупяной культурой. Под влиянием колхицина был задержан митоз, весь удвоенный набор хромосом остался в одной тетраплоидной клетке. Такие клетки дали начало новым растениям гречихи, с четвертным (тетраплоидом) набором хромосом. Громадные зерна и цветки новой гречихи производили на людей ошеломляющее впечатление. Дальнейшая работа показала немало селекционных трудностей. Факт направленного и во многом полезного преобразования природы хозяйственно ценного растения путем влияния определенного химического соединения на поведение хромосом в митозе, конечно, был очень впечатляющим.

Для меня 1945-1948 годы во многом были вновь золотыми годами моей жизни, как бы повторялся, но на другом уровне цикл больших работ, которые мне посчастливилось сделать до войны (1930-1941 годы). В целом послевоенный период (1945-1948) ознаменовался рядом крупных достижений в области генетики. И. И. Шмальгаузен в 1946 году опубликовал книгу "Факторы эволюции", которая оказала глубокое влияние на развитие теории эволюции. В эти годы под руководством И. И. Шмальгаузена проходили широкие дискуссии по проблемам эволюции, на которых дарвинизм успешно противостоял взглядам Т. Д. Лысенко. В 1947 году появилась книга С. Н. Давиденкова "Эволюционно-генетические проблемы в невропатологии", в которой была исследована изменчивость и генетика популяций людей по нервным заболеваниям. Идеи С. Н. Давиденкова явились крупным вкладом в генетику человека и в теорию эволюции. Л. А. Орбели в предисловии к этой книге оценил ее как "настоящее торжество советской науки".

Среди событий, происходивших в первый послевоенный год, хорошо запомнились выборы в Академию наук СССР. В газете "Известия" от 24 апреля 1946 года Академия наук СССР сообщала о вакансиях для избрания академиков и членов-корреспондентов АН СССР, среди них по генетике было объявлено две вакансии членов-корреспондентов. Это сообщение подписал новый президент Академии наук СССР академик Сергей Иванович Вавилов.

С. И. Вавилов высоко ценил значение и успехи генетики. Президиум Академии наук СССР предполагал оказать большую помощь в развитии этой науки.

Мои товарищи по лаборатории опять, как и в 1939 году, загорелись мыслью рекомендовать меня в члены-корреспонденты Академии. К тому времени в составе Академии наук не было ни одного генетика. Последний ее представитель - член-корреспондент АН СССР А. С. Серебровский умер в 1946 году. С большой скорбью мы проводили его в последний путь.

Среди представлений к выборам в члены-корреспонденты АН СССР, присланных в Академию наук из многих мест нашей страны, мне очень приятно было получить поддержку от крупнейшего в то время селекционера пшениц руководителя Саратовского центра селекции Алексея Павловича Шехурдина. Вплоть до настоящего времени Саратовский центр селекции по пшенице работает, широко используя материалы линий, гибридов и идеи, оставленные ему в наследство А. П. Шехурдиным. Саратовский сорт яровых пшениц 029, выведенный В. Н. Мамонтовой, является сейчас наиболее распространенным сортом по занимаемым площадям посевов.

Заседания биологического отделения в дни выборов 1946 года в Академию наук превратились в поле острой борьбы. Т. Д. Лысенко выдвинул кандидатом в члены-корреспонденты своего ученика А. А. Авакяна. В результате многодневной борьбы и я, и А. А. Авакян были избраны. Но на этом выборная борьба не кончилась.

Избрание на заседаниях отделений утверждается общим собранием АН СССР. Только после голосования на общем собрании оно получает все правовые основания. Т. Д. Лысенко на общем собрании АН СССР выступил с протестом. Он зачитал следующее заявление:

"Считаю своим долгом как ученый, болеющий за судьбы нашей советской генетической науки и в известной степени отвечающий за ее развитие в Академии, довести до сведения общего собрания академиков мое мнение по поводу избрания Николая Петровича Дубинина членом-корреспондентом.

Дубинин не имеет никаких реальных заслуг ни в области научной биологической теории, ни в области практики. В то же время Дубинин является вожаком антимичуринской группы генетиков, представляя в нашей генетической науке идеологию консервативных и даже реакционно настроенных в идеологическом отношении зарубежных биологов.

Я считаю своим долгом выступить с настоящим заявлением как с мотивом моего голосования против утверждения кандидатуры Николая Петровича Дубинина членом-корреспондентом Академии.

Академик Т. Д. Лысенко

4.XII.46 года".

Однако это заявление Т. Д. Лысенко успеха не имело. Общее собрание Академии наук СССР утвердило выборы, проведенные биологическим отделением.

Следует сказать, что в то время Т. Д. Лысенко занимал весьма влиятельное положение в сельскохозяйственной науке, в Высшей аттестационной комиссии (ВАК), в Комиссии по присуждению Государственных премий.

Некоторые ученые, работавшие ранее в области классической генетики, исходя, видимо, из неправильно понятых перспектив будущего развития советской биологии, отказались от своих взглядов и заявили о своей приверженности идеям Т. Д. Лысенко. Среди них оказались Н. И. Нуждин и X. Ф. Кушнер, старые сотрудники Института генетики, работавшие в нем еще при Н. И. Вавилове.

В 1945 году Н. И. Нуждин на материале дрозофилы попытался обосновать некоторые идеи Т. Д. Лысенко об адекватной направленной наследственной изменчивости. Эти данные вошли в его докторскую диссертацию, которая была послана мне на рецензию. Я не согласился с рядом глав этой диссертации. Возник конфликт как на самой защите, которая проходила в Институте эволюционной морфологии АН СССР, так и при прохождении этой работы в Высшей аттестационной комиссии.

Защита этой диссертации состоялась в до предела заполненном круглом зале биологического отделения на Большой Калужской, 33.

Ученый совет проголосовал за присуждение соискателю степени доктора биологических наук. Я подал протест в Высшую аттестационную комиссию. Настал день, когда Н. И. Нуждин и я были вызваны для объяснений на пленум ВАК. Хорошо помню, что на этом заседании ВАК председательствовал С. В. Кафтанов, присутствовали академики Т. Д. Лысенко, А. Н. Колмогоров, А. А. Благонравов, Б. Н. Юрьев, президент Академии педагогических наук И. А. Каиров и другие. После выступления я вышел из зала заседания и сел в дальнем углу соседней комнаты. Спустя несколько минут из этого же зала вышел взволнованный Нуждин. Он встал, ожидая кого-то у двери. Через две минуты вышел Лысенко, что-то сказал Нуждину и, улыбнувшись, ушел обратно. Нуждин стоял один, лицо его сияло. Но я не сожалел о своем поражении, зная, что в сражениях за научную генетику впереди будет еще много невзгод. Да и разве это было поражение? Если и да, то только формально. На самом же деле это была моя большая победа в нравственном отношении.

На банкете, посвященном выборам 1946 года в Академию наук СССР, С. И. Вавилов подошел ко мне и провозгласил тост за развитие истинной генетики. Напротив меня сидел член-корреспондент А. П. Виноградов, будущий академик и вице-президент Академии наук СССР. С. И. Вавилов приветствовал его и пожелал успехов науке о Земле. Затем он приветствовал избранного тогда самого молодого академика Мстислава Всеволодовича Келдыша, будущего президента Академии наук СССР.

Президиум Академии наук СССР во главе с С. И. Вавиловым проводил серьезную, продуманную работу по развитию генетики в нашей стране. Я много раз беседовал по этим вопросам с Сергеем Ивановичем и всегда получал от него полную поддержку. Поскольку Институт генетики под руководством Т. Д. Лысенко современными проблемами генетики не занимался, была договоренность об организации нового института, под названием Института цитологии и генетики, которому предполагалось поручить исследование проблем наследственности с широким привлечением методов математики, физики и химии.

После встреч с С. И. Вавиловым дела с организацией нового института стали быстро продвигаться. 12 марта 1946 года бюро биологического отделения вынесло решение об организации Института цитологии и генетики на базе лаборатории цитогенетики Института цитологии, гистологии и эмбриологии. В течение двух дней, 8 и 9 апреля 1946 года, бюро биологического отделения заседало на Воронцовом поле, 6, совместно с Ученым советом Института цитологии, гистологии и эмбриологии. Открывая обсуждение, академик-секретарь отделения Л. А. Орбели указал на настоятельную необходимость развития генетической науки в плане, представленном работами нашей лаборатории. Заместитель академика-секретаря А. И. Опарин заявил, что при обсуждении вопроса о развитии генетической науки в нашей стране взоры биологического отделения обращаются на лабораторию цитогенетики данного института, ибо в ней сосредоточены те кадры ученых, которые должны будут занять руководящее положение в новом Институте цитологии и генетики. А. И. Опарин посчитал нужным подчеркнуть, что нигде в другом месте нужных кадров для развития современной генетики мы не имеем. В том же духе прозвучало выступление члена бюро отделения Е. Н. Павловского.

Бюро биологического отделения АН СССР официально предложило мне быть руководителем организуемого Института цитологии и генетики. Я обратился к С. И. Вавилову с письмом, в котором просил принять меры к ускорению организации Института цитологии и генетики, передаче этому институту всего здания на Воронцовом поле, 6, и к организации журнала под названием "Генетика и цитология".

Естественно, что такое положение дел вызвало яростное сопротивление со стороны руководства ВАСХНИЛ и Института генетики АН СССР. В этой борьбе очень эффективно были использованы статья А. Р. Жебрака, напечатанная в 1946 году в американском журнале "Наука", и моя статья, появившаяся в том же журнале несколько позже. А. Р. Жебрак сделал в своей статье ряд критических замечаний в адрес Т. Д. Лысенко. Я не упомянул его имени. В центральных газетах обе эти статьи, и особенно статья А. Р. Жебрака, подверглись резкой критике. Дело А. Р. Жебрака передали в суд чести Министерства высшего образования. Председателем этого суда был А. М. Самарин. Я выступил на этом суде единственным защитником А. Р. Жебрака, заявив о его чистых, патриотических побуждениях и о том, что объективно эта статья принесла пользу, так как она показала свободу мнений в нашей науке, что так оспаривалось буржуазными критиками.

Суд чести вынес А. Р. Жебраку общественное порицание. Вопрос о моей статье передали в суд чести Академии наук СССР. Если бы он состоялся, работа нашей лаборатории и организация Института цитологии и генетики были бы серьезно подорваны. Однако президент С. И. Вавилов и председатель суда чести АН СССР Н. В. Цицин решительно опротестовали эту попытку. Серьезную помощь в этом деле оказала также позиция коллектива Института цитологии, гистологии и эмбриологии. Общее собрание института, проходившее 24 ноября и 2 декабря 1947 года, вынесло решение, которое заканчивалось утверждением, что нет никаких оснований для разбора материала о Н. П. Дубинине в суде чести.

С. И. Вавилов и Н. В. Цицин сообщили мне, что президиум АН СССР не находит материалов для предания меня суду чести, что в глазах президиума я ни в какой мере не опорочен прошедшими событиями и дело с организацией института будет продолжаться.

3-6 февраля 1948 года в Московском университете состоялась конференция по проблемам дарвинизма под руководством И. И. Шмальгаузена. Сам И. И. Шмальгаузен глубоко разработал вопрос о проблеме приспособления органических форм к окружающей среде. Он показал величие в этом вопросе теории Дарвина, указал на ошибки антидарвинистов. Не называя имен, он атаковал идеи Т. Д. Лысенко, отнеся их к разряду антидарвиновских. И. М. Поляков также подверг жестокой критике взгляды Т. Д. Лысенко, отмечая, что неправомочно отрицать существование в природе такого коренного дарвиновского фактора эволюции, как внутривидовая борьба. И. М. Поляков заявил, что отрицание внутривидовой борьбы неизбежно толкает Т. Д. Лысенко в лагерь антидарвинистов. С резкими заявлениями выступил и Б. М. Завадовский, который сказал, что принципы Т. Д. Лысенко находятся в коренном противоречии с положениями Дарвина, Тимирязева, Мичурина.

- Напрасно,- говорил Б. М. Завадовский,- сторонники Т. Д. Лысенко называют себя творческими дарвинистами, продолжателями К. А. Тимирязева и мичуринцами. На самом деле они пытаются ревизовать основные положения дарвиновского учения.

Конференция по дарвинизму в Московском университете вновь как бы разожгла дискуссионные страсти. Она, однако, отличалась от прошедших дискуссий по генетике тем, что ее руководители в отношении генетики пытались занять как бы третью линию. Они критиковали сторонников Т. Д. Лысенко, но в чем-то упрекали и классических генетиков, полагая, видимо, что, временно принося "генетиков" в жертву, можно будет легче преградить дорогу сторонникам Т. Д. Лысенко.

Первое послевоенное десятилетие было переломным в истории мировой биологии, именно в это время в недрах хромосомной теории наследственности рождалась современная молекулярная генетика, прогресс которой обусловил создание и успехи всей новой молекулярной биологии. В генетику широким потоком хлынули методы химии, физики и математики. Создавалась генетическая биохимия. Все это вело к тому, что генетика приближалась к разрешению проблемы наследственности на молекулярном уровне. Это был тот период, когда поколебалась, казалось бы, навечно утвержденная мысль о том, что белок как универсальная главная основа жизни является и материальным субстратом наследственности. Внимание чутких исследователей всего мира все больше приковывалось к роли нуклеиновых кислот как материального базиса для записи явлений наследственности. Эти новые революционные идеи пробивались через развитие биохимической генетики того периода.

10-13 марта 1947 года Отделение химических и Отделение биологических наук Академии наук СССР проводили совместное совещание по белку. Одновременно это совещание было 5-й конференцией по высокомолекулярным соединениям. В ней участвовало более 800 физиков, физико-химиков, биохимиков и биологов, обсуждавших проблемы белка. Мой доклад на этой конференции под названием "Биохимическая генетика" посвящался изложению новых материалов о роли нуклеиновых кислот, формированию новых задач в области биохимической генетики и призывам к работе на новых путях, которые требовали глубокого внедрения в генетику методов физики, химии и математики.

Говоря о роли нуклеиновых кислот, нельзя не сказать об Андрее Николаевиче Белозерском, который посвятил этому вопросу всю свою жизнь. Знакомство с А. Н. Белозерским - одно из памятных событий в моей жизни. В 1946 году он как-то пришел ко мне на Воронцово поле, 6, и мы более двух часов говорили о будущем в развитии учения о роли нуклеиновых кислот. Тогда А. Н. Белозерский был еще молодым человеком, его темно-коричневые умные, внимательные глаза приковывали к себе собеседника. Я почувствовал к нему самую глубокую симпатию. В последние годы своей жизни Герой Социалистического Труда, вице-президент Академии наук А. Н. Белозерский возглавлял крупнейшую школу биохимиков в Московском государственном университете. 31 декабря 1972 года в расцвете своих творческих сил А. Н. Белозерский скончался.

Доклад, с которым я в 1947 году выступил на конференции по белку, биохимики, к сожалению, не поняли. В то время они были еще далеки от господствующих сейчас представлений о биохимической генетике.

Вспоминаю слова крупнейшего нашего биохимика и физиолога растений Андрея Львовича Курсанова, сказанные им после моего доклада:

- Нет, как хотите, а генетическую концепцию о наличии в клетке программы в виде системы генов я понять не могу.

Он пытался внушить мне мысль, что обмен веществ в клетке - это самоупорядоченный закономерный процесс, который не нуждается ни в каких структурных программирующих элементах в виде генов. На мой вопрос о том, как же этот закономерный процесс воспроизводится в поколениях, когда организм именно данного вида возникает из одной I клетки - оплодотворенного яйца, А. Л. Курсанов только пожал плечами.

1947-1948 годы были началом того перелома, который к 60-м годам в органическом единстве объединил биохимию и генетику. И тогда, в 1947 году, выступая с докладом на конференции, я старался наиболее убедительно обосновать тезис, что генетика переходит на новый уровень благодаря слиянию с биохимией. Настойчиво проводилась мысль о важности для теории генетики и для практической селекции получения новых ценных микробов и вирусов методом экспериментального получения мутантов. Было сказано: "Нуклеиновая кислота имеет особое отношение к самовоспроизведению живого... В принципах связи белка с нуклеиновой кислотой кроется одна из главных загадок жизни, касающихся свойства самовоспроизведения и исторического развития этого явления Анализ этой проблемы прольет свет на сущность наследственности". Спустя шесть лет, в 1953 году, было разгадано генетическое значение ДНК. Мои надежды на новое понимание материальных основ наследственности и на развитие биохимической генетики стали явью. В этих исследованиях подтверждена идея, что в явлениях связи белка с нуклеиновыми кислотами кроется одна из главных загадок жизни. В докладе подчеркивалось, что теоретические исследования по проблемам биохимической генетики уже привели к крупным практическим результатам, связанным с получением активных штаммов грибов и других организмов, дающих антибиотики и другие ценные вещества, с практикой обозначения группы крови у человека, с селекцией растений и животных по биохимическим особенностям, по устойчивости к заболеваниям и т. д.

Конечно, этот доклад не был лишен противоречий, ибо он отражал положение науки к 1947 году. Важно то, что в нем речь шла о новых путях внедрения в генетику физики, химии и математики. На первый план в докладе выдвигались проблемы химии гена, его размножения внутри клетки путем ауторепродукции и сущности биосинтеза белка. Внимание привлекалось к особой роли нуклеиновых кислот. Сформулировано понимание роли новых объектов для молекулярно-генетических исследований в виде бактерий и вирусов. Все эти вопросы составили сердцевину революции, которая разразилась в генетике в течение 50-60-х годов нашего столетия.

Содержание доклада на конференции по белку выражало мое понимание программы работ будущего Института цитологии и генетики. Это понимание формулировалось затем в ряде моих выступлений в 1947-1948 годах, а также в моих докладных записках в президиум Академии наук СССР.

В течение всей первой половины 1948 года мы жили в приподнятом настроении, ожидая организации нового Института цитологии и генетики. Еще в 1946 году С. И. Вавилов написал мне личное письмо, в котором предложил для издательства Академии наук написать книгу "Генетика и эволюция популяций". В июне 1948 года я прочел уже верстку книги, и она ушла в печать, чтобы появиться в продаже к концу 1948 года. Однако книга не вышла.

Все получилось иначе. Институт цитологии и генетики, ставивший своей задачей работать на подступах к раскрытию молекулярной природы наследственности, в новых областях по проблеме мутаций, по эволюционной генетике и по цитогенетике,- этот институт в 1948 году не был открыт.

25 августа 1948 года мы с А. И. Паниным возвращались в Москву пароходом по Волге из летней поездки по реке Белой. Вечером подошли к пристани Горького, затем перебрались на железнодорожный вокзал. До отхода поезда оставалось около двух часов, и я пошел побродить по привокзальной площади. Начинало темнеть. Остановившись перед газетным щитом, на котором была вывешена газета "Известия", я стал читать передовую статью. Статья была посвящена разгрому антинародного учения в биологии, именуемого в газете вейсманизм-морганизм, то есть разгрому нашей современной генетики.

Кусая губы так, что выступила кровь, я прочел эту статью от первого до последнего ее слова. Как будто земля разверзлась у меня под ногами, сердце наполнилось нестерпимой щемящей болью...

Когда вернулся к поезду и рассказал А. И. Панину о беде, постигшей генетику, я был другим человеком. Словно вырвал кто-то из моего сердца стержень жизни, и горе стянуло лицо и горло. Таким и ехал всю ночь, не уснул ни на минуту.

А утром 26 августа я выходил из поезда в Москве хотя и с отягощенным болью сердцем, но весь готовый уже к новой борьбе. Я знал, что эта борьба будет тяжела и потребует особой выдержки, но еще не мог оценить всей ее трудности.

В августе 1948 года мне был 41 год. Хороший возраст, чтобы бросить на человека всю тяжесть невзгод. Он полон сил, у него есть опыт, он разумен и знает титаническую силу терпения, труда, выдержки и надежды. У него есть запас времени впереди, и, если он имеет возвышенную цель и презирает опасность, он добьется победы.

Уже в день приезда в Москву я был уверен, что пройдет время и вновь наступит развитие научной биологии в нашей стране. Я твердо знал, что обязан стоять, хотя и молча, но стоять не сгибаясь, чтобы затем все отдать этой борьбе.

Что же произошло в августе 1948 года на сессии ВАСХНИЛ?

Подъем генетики в 1945-1948 годах проходил на фоне заметного ухудшения положения Т. Д. Лысенко. Его усилия убедить ученых в правоте своих идей и методов оказались безуспешными. Практические предложения терпели крах. На нет сошло применение яровизации, летних посадок картофеля и посевов по стерне. Шумные обещания создать зимостойкую пшеницу для Сибири, которые так торжественно были даны им в 1939 году, оказались пустым звуком. Т. Д. Лысенко обнародовал новую сенсацию о создании потрясающе урожайной ветвистой пшеницы, но никто из серьезных ученых - биологов и селекционеров уже не верил его обещаниям.

В этой обстановке безусловно надо было что-то делать, и делать такое, чтобы оно потрясло биологию, уничтожило бы раз и навсегда противников с их настойчивой и надоевшей критикой. Надежды Т. Д. Лысенко обратились на использование демагогической мысли, что агробиологическое учение Мичурина находится в смертельной опасности. По его мнению, настало время нанести окончательный удар врагам этого учения, которые, как он был уверен, являются проводниками буржуазных взглядов.

Началась подготовка печально знаменитой сессии ВАСХНИЛ 1948 года. При этом проходила она в строжайшем секрете. Когда эта сессия началась, я был на далеких плесах реки Белой и находился в полном неведении. О подготовке сессии ничего не знал президент Академии наук СССР С. И. Вавилов. Ничего не знал также Л. А. Орбели, руководитель биологического отделения АН СССР, и другие ведущие Ученые биологической науки.

Сессия ВАСХНИЛ в августе 1948 года была посвящена вопросу "О положении в биологической науке". Она проходила с 31 июля по 7 августа 1948 года^*.

^* (О Положении в биологической науке. Стенографический отчет. Сессия ВАСХНИЛ имени В. И. Ленина. 31 июля - 7 августа 1948 г. М., Сельхозгиз, 1948.)

На сессии с первым докладом выступил Т. Д. Лысенко. Он изложил новое учение о наследственности - "мичуринское учение", подвел под него идеологическую и политическую базу. Третью главу доклада он назвал "Два мира - две идеологии в биологии". В ней он, в частности, заявил: "Представители реакционной биологической науки... защищают так называемую хромосомную теорию наследственности". В противоположность этой, по его словам, буржуазной науке "социалистическое сельское хозяйство, колхозно-совхозный строй породили принципиально новую, свою, мичуринскую, советскую биологическую науку". Основой этой новой науки он считал признание унаследования благоприобретенных признаков, отказ от поисков материальных носителей наследственности (будто бы наследственность не имеет материальных основ, она есть свойство клетки в целом), скачкообразный переход одних существующих видов в другие. Например, подсолнуха - в заразиху, пеночки - в кукушку и т. п. На этом он строил новые связи науки и практики. По его мнению, яровизация и другие способы направленного воспитания растений являются революционным методом ускоренного создания сортов; летние посадки картофеля создадут переворот для урожайности второго хлеба; гнездовые посевы дуба на основе "самоизрежевания" приведут к превосходным лесополосам; ветвистые пшеницы создают новые основы зернового поля; признание скачкообразного превращения существующих видов друг в друга показывает ошибки Дарвина, который говорил о постепенном характере видообразования, поэтому стали говорить о ползучем дарвинизме; вегетативные гибриды якобы разбили основы хромосомной теории и т. д. Т. Д. Лысенко создал миф, что на основе "мичуринского учения" наступает эпоха гигантских успехов в сельском хозяйстве.

Т. Д. Лысенко не упомянул имя Н. И. Вавилова в своем докладе. Этой тактике следовали все его сторонники. Они полагали, что вопрос о роли Н. И. Вавилова в истории нашей науки закрыт навсегда. 6 августа 1940 года во время экспедиции в Западную Украину Н. И. Вавилова арестовали. Основанием для ареста послужили дикие обвинения в письме сотрудника Всесоюзного института растениеводства профессора Шлыкова. Через полтора года после ареста, 25 апреля 1942 года, Н. И. Вавилов обратился к Берии. Это письмо исполнено мужества, истинного патриотизма и достоинства великого ученого.

"...6 августа 1940 года я был арестован и направлен во Внутреннюю тюрьму НКВД в Москве, 9 июля 1941 года решением Военной Коллегии Верховного Суда СССР я приговорен к высшей мере наказания. Как при подписании протокола следствия за день до суда, когда мне были предъявлены впервые материалы показаний по обвинению меня в измене Родине и шпионаже, так и на суде, продолжавшемся несколько минут, в условиях военной обстановки, мною было заявлено категорически о том, что это обвинение построено на небылицах, лживых фактах и клевете, ни в коей мере не подтвержденных следствием.

Перед лицом смерти, как гражданин СССР и как научный работник, считаю своим долгом перед Родиной заявить, как уже писал Вам в августе 1940 года, вскоре после ареста, что я никогда не изменял своей Родине и ни в помыслах, ни делом не причастен к каким-либо формам шпионской работы в пользу других государств. Я никогда не занимался контрреволюционной деятельностью, посвятив себя всецело научной работе.

Все мои помыслы - продолжить и завершить достойным для советского ученого образом большие недоконченные работы на пользу советскому народу, моей Родине. За время пребывания во Внутренней тюрьме НКВД, во время следствия, когда я имел возможность получить бумагу и карандаш, мною написана большая книга "История развития мирового земледелия" (мировые ресурсы земледелия и их использование), где главное внимание уделено СССР. Перед арестом я заканчивал большой многолетний труд "Борьба с болезнями растений путем внедрения устойчивых сортов". Неоконченными остались: "Полевые культуры СССР", "Мировые ресурсы сортов зерновых культур и их использование в советской селекции", "Растениеводство Кавказа" (его прошлое, настоящее и будущее), большая книга "Очаги земледелия пяти континентов" (результаты моих путешествий по Азии, Европе, Африке, Северной и Южной Америке за 25 лет).

Мне 54 года. Имея большой опыт и знания, в особенности в области растениеводства, владея свободно главнейшими европейскими языками, я был бы счастлив отдать себя полностью моей Родине, умереть за полезной работой для моей страны. Будучи физически и морально достаточно крепким, я был бы рад в трудную годину для моей Родины быть использованным для обороны страны по моей специальности, как растениевод, в деле увеличения растительного продовольствия и технического сырья...

Н. Вавилов

25 апреля 1942 года".

После вынесения приговора Н. И. Вавилов был переведен из Бутырской в Саратовскую тюрьму. 26 января 1943 года душевные потрясения и голод привели Н. И. Вавилова к смерти.

Еще до ареста Н. И. Вавилова жертвами репрессий стали крупные специалисты ВАСХНИЛ, ВИРа, Института генетики АН СССР. Как "враг народа" погиб академик АН СССР Н. П. Горбунов, который был личным секретарем В. И. Ленина, секретарем Совнаркома в 1917 году. В 1918-1919 годах Н. П. Горбунов провел большую работу по привлечению Российской Академии наук и других научных учреждений к сотрудничеству с Советской властью. С 1935 по 1937 год он был непременным секретарем Академии наук СССР, одним из организаторов Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина, первым президентом которой был утвержден Н. И. Вавилов.

Погиб А. И. Муралов, член Коммунистической партии с 1905 года, участник революции 1905-1907 годов. В 1929 году A. И. Муралов был наркомом земледелия РСФСР, с 1935 по 1937 год - президент ВАСХНИЛ. Погибли Н. М. Тулайков, академик АН СССР (1932), академик ВАСХНИЛ (1935), директор Института зернового хозяйства в Саратове (1920- 1937), лауреат премии имени В. И. Ленина (1929); Г. К. Мейстер, крупный генетик-селекционер, многие годы директор Саратовской селекционной станции (до 1937).

Были арестованы и погибли выдающиеся генетики, члены-корреспонденты АН СССР, сотрудники Института генетики АН СССР, где директором был Н. И. Вавилов,- Г. Д. Карпеченко, Г. А. Левитский. В 1940 году умер во время командировки в Ленинград Н. К. Кольцов, в 1946 году в Москве умер А. С. Серебровский. В 1937 году погибли И. И. Агол, С. Г. Левит, B. Н. Слепков.

Казалось бы, что дорога для Т. Д. Лысенко, И. И. Презента и их сторонников расчищена. Однако генетика как наука существовала, более того, в 1945-1948 годы она набирала новые силы. После войны обстановка была иная сравнительно с 1936-1940 годами. Логика развития науки поставила в опасное положение Т. Д. Лысенко, его слабые стороны и ошибки начали обсуждаться достаточно широко. В этих условиях Т. Д. Лысенко и И. И. Презент своими силами не могли удержаться. Однако они нашли выход из положения. Опираясь на авторитет и поддержку И. В. Сталина, Т. Д. Лысенко, используя ложные политические лозунги, объявил генетику лженаукой и изгнал из науки всех ее представителей. Для узаконивания этого акта была проведена "дискуссия" на сессии ВАСХНИЛ 1948 года. Огонь критики со стороны Т. Д. Лысенко, И. И. Презента и их сторонников был направлен против многих активно работающих генетиков, и в первую очередь И. И. Шмальгаузена и меня. Мы были объявлены представителями буржуазной лженауки, реакционными, идеологически чуждыми людьми, антипатриотами. Одним из тезисов критики было утверждение о бесплодности менделизма-морганизма. В качестве доказательства Т. Д. Лысенко привел работу по структурной изменчивости хромосом в популяциях дрозофилы. Т. Д. Лысенко сказал: "Никчемность практической и теоретической целеустремленности наших отечественных цитогенетиков-морганистов можно показать хотя бы на следующем примере. Один, на взгляд наших морганистов, якобы наиболее выдающийся среди них, член-корреспондент Академии наук СССР, профессор-генетик Н. П. Дубинин много лет работает над выяснением различий клеточных ядер плодовых мушек... Таков типичный для морганистов "вклад" в науку и практику... Зная практическую никчемность теоретических предпосылок своей метафизической "науки"... морганисты прилагали и прилагают все усилия к тому, чтобы задержать развитие мичуринского направления, в корне враждебного их лженауке". Он заявил: "Воззрения морганизма совершенно чужды мировоззрению советского человека".

В конце доклада после торжественных заверений о творческом характере мичуринского направления как в теории, так и в практике, о его идеологической правоте и политической значимости Т. Д. Лысенко сообщил: "И. В. Сталин постоянно заботится о дальнейшем развитии мичуринского учения".

В этих условиях "победа" мичуринского учения была предрешена. Н. И. Нуждин угрожающе требовал перехода всех биологов на позиции Т. Д. Лысенко, тогда, мол, "быстрее мы, ученые, выполним те задачи, которые поставлены перед нами партией, правительством и лично товарищем Сталиным". А. А. Авакян внес предложение: "...считать, что... продолжатели учения Вейсмана ставят себя вне советской науки". И. В. Глущенко сказал: "Мичуринцы гордятся тем, что им не по пути с Дубининым, Жебраком, Шмальгаузеном. Но мичуринцы ставят вопрос: "доколе же вы, исповедующие лженауку, вы, популяризаторы и оруженосцы ее, не поймете, что пути советского ученого и зарубежных проповедников идеализма в биологии совершенно противоположны и непримиримы?"

М. Б. Митин, учтя ситуацию, отступил от своих позиций 1939 года и заявил: "Представители менделевско-моргановского направления оперируют на протяжении многих лет бесплодными кабинетными опытами, оторванными от жизни, от потребностей народа и социалистического строительства. Это - антинародное направление в науке. К каким отвратительным уродствам приводит это направление, здесь проиллюстрировал в своем докладе Т. Д. Лысенко, приведя в качестве примера исследования Дубинина... Дубинин достоин того, чтобы стать нарицательным именем для характеристики отрыва науки от жизни, для характеристики антинаучных теоретических исследований, лженаучности менделевско-моргановской формальной генетики..."

Председателем при проведении сессии ВАСХНИЛ был П. П. Лобанов. Он сказал о генетике, что это "глубоко реакционное и насквозь мистическое воззрение разоружает практиков в их работе по выведению новых сортов растений и пород животных... Представители формальной генетики не осознали несостоятельность своей теории... не сделали для себя никаких выводов из выступлений... отражающих... точку зрения огромного коллектива научных работников, специалистов сельского хозяйства и колхозного крестьянства".

48 участников сессии, и среди них В. Н. Столетов, М. А. Ольшанский, И. Г. Эйхфельд, Н. М. Сисакян, И. В. Якушкин, Д. А. Долгушин, А. В. Пухальский, С. Н. Муромцев, Н. В. Турбин, Д. А. Кисловский, полностью поддержали установки Т. Д. Лысенко, семь человек отстаивали правильность хромосомной теории, теории гена и мутаций, правильность учения Дарвина. Это были (в порядке участия в прениях) И. А. Рапопорт, С. И. Алиханян, И. М. Поляков, П. М. Жуковский, А. Р. Жебрак, И. И. Шмальгаузен, В. С. Немчинов.

И. А. Рапопорт: "Ген - это единица материальная... Мутации являются огромным завоеванием советской науки".

С. И. Алиханян: "Можно ли считать идеалистической концепцию признания материальных основ наследственности, то есть генов?.. Но имеются и многочисленные эксперименты в пользу существования гена и его изменчивости".

И. М. Поляков: "Наша позиция в области эволюционной теории должна быть позицией дарвинизма..."

П. М. Жуковский характеризовал Менделя как "выдающегося биолога, перед могилой которого следует преклоняться".

А. Р. Жебрак: "Современная экспериментальная генетика овладела путями перестройки наследственной основы и реконструкции растительного мира". И. И. Шмальгаузен аргументированно отвечал на критику его дарвиновских воззрений. В. С. Немчинов, ректор Тимирязевской сельскохозяйственной академии, не был биологом, его специальность - статистика. На него было оказано сильное давление, но он вопреки угрозам сказал: "Да, я могу повторить, да, я считаю, что хромосомная теория наследственности вошла в золотой фонд науки человечества, и продолжаю держаться такой точки зрения". Это были мужественные слова, и их последствия не замедлили сказаться: В. С. Немчинову пришлось покинуть ТСХА.

Последним выступал идеолог лысенкоизма Исай Израилевич Презент. Подытоживая прения, он сказал: "Менделизм-морганизм уже полностью обнаружил свою зияющую пустоту, он гниет также и изнутри, и ничто спасти его не может", "мы с радостью можем констатировать, что, вооруженные мичуринским учением, наши советские биологи уже разгромили морганизм".

Заключительное слово Т. Д. Лысенко начал с заявления: "ЦК партии рассмотрел мой доклад и одобрил его". Среди заключительных фраз было сказано: "Отеческая забота проявляется партией и правительством об укреплении и развитии мичуринского направления в нашей науке". Триумфом сессии было то, что после заключительного слова Т. Д. Лысенко с заявлениями выступили П. М. Жуковский, С. И. Алиханян, И. М. Поляков. Они признали свои ошибки и отказались от генетики. П. М. Жуковский сказал: "Мое выступление два дня назад, когда Центральный Комитет партии намечал водораздел, который разделяет два течения в биологической науке, было недостойно члена Коммунистической партии и советского ученого". С. И. Алиханян заявил: "Речь идет о борьбе двух миров, борьбе двух мировоззрений, и нам нечего цепляться за старые положения, которые преподносились нам нашими учителями... С завтрашнего дня я не только сам стану всю свою научную деятельность освобождать от старых, реакционных вейсманистско-морганистских взглядов, но и всех своих учеников и товарищей стану переделывать, переламывать". И. М. Поляков сказал: "Нужно понять главное и основное: наша партия помогла нам произвести глубокий, коренной перелом в области нашей науки, показала нам, что мичуринское учение определяет основную линию развития советской биологической науки, и отсюда необходимо сделать вывод и работать, развивая мичуринское направление".

24-26 августа 1948 года состоялось расширенное заседание президиума Академии наук СССР по вопросу "О состоянии и задачах биологической науки в институтах и учреждениях Академии наук СССР".

В журнале "Вестник Академии наук СССР" был напечатан стенографический отчет о заседании. В передовой статье генетика трактовалась как оторванная от жизни вейсманистская (менделевско-моргановская) лженаука. В статье было сказано: "Лаборатория Н. П. Дубинина сделалась центром притяжения воинствующих реакционеров в биологии, которые стремились превратить ее в самостоятельный Институт генетики и цитологии", что "формальная, насквозь идеалистическая концепция, настойчиво развиваемая членом-корреспондентом АН СССР Н. П. Дубининым, находит детальное "обоснование" и в получившей печальную известность книге И. И. Шмальгаузена "Факторы эволюции", что "в обзорной статье М. М. Камшилова... вся советская генетика была, по существу, сведена к работам менделистов-морганистов - Н. П. Дубинина, А. С. Серебровского, С. С. Четверикова..." Редакция "Вестника Академии наук СССР" утверждала, что в Академии наук идеи Т. Д. Лысенко не пользовались признанием: "Только игнорированием принципа партийности науки можно объяснить тот факт, что на протяжении многих лет президиум Академии, бюро Отделения биологических наук, руководители крупнейших учреждений отделения поддерживали и стимулировали развитие реакционной воинствующей группы представителей формально-генетического направления, предоставляя им лаборатории, журналы, целые институты в ущерб сторонникам передового мичуринского направления, в ущерб интересам советской науки, советского социалистического строительства".

Будущий академик-секретарь биологического отделения А. И. Опарин сказал: "Идейно я всецело разделял и разделяю мичуринскую точку зрения, так блестяще сформулированную в докладе академика Лысенко... Потребуется длительная и упорная борьба всех биологов нашей Академии, чтобы полностью искоренить вредные идеалистические и реакционные учения и единым фронтом направить все усилия на дальнейшую разработку мичуринского направления..." В. Н. Сукачев принял часть вины на себя за то, что "передовая мичуринская биологическая наука не получила в институтах отделения необходимого места и развития, в то время как реакционная формальная генетика... беспрепятственно культивировалась".

Министр С. В. Кафтанов, обращаясь к академику-секретарю Отделения биологических наук Л. А. Орбели, сказал: "Не слышали мы в докладе академика Орбели и о деятельности таких морганистов-менделистов, как Дубинин, Жебрак, Сабинин, Навашин... что он думает дальше делать - терпеть этих антимичуринцев, вроде Шмальгаузена, Дубинина и других, или решить вопрос по-другому". По мнению Кафтанова, "та борьба, которую вели мичуринцы во главе с академиком Т. Д. Лысенко... имела огромное научное, идейное и политическое значение..."

И. Е. Глущенко, предварительно раскритиковав Л. А. Орбели, Н. К. Кольцова, Ю. А. Филипченко, заявил: "На очереди - такой духовный сын Кольцова, как нынешний член-корреспондент Академии наук СССР Дубинин, фигура, широко всем известная. В чем смысл работ Дубинина? Чем он обогатил нашу советскую науку? Этот человек, которого давно провозгласили "вундеркиндом" (и, кажется, первый это сделал Кольцов), на протяжении многих лет является импортером самого отсталого, самого реакционного, что есть в зарубежной морганистике... приходит к чудовищному положению, а именно: "ген является базисом жизни"... ведет активную борьбу всеми средствами и способами против мичуринской генетики... руководство академии считало Дубинина, а не Лысенко главой генетической науки в стране".

Министр И. А. Бенедиктов констатировал, что "в Институте цитологии, гистологии и эмбриологии действует основной центр менделизма-морганизма - лаборатория профессора Дубинина". И. А. Бенедиктов считал необходимым повернуть на новые рельсы фронт наук, имеющихся в Академии наук, чтобы она стала "действительным центром развития передовой теории в биологии, почвоведении, гидротехнике и мелиорации и других отраслях науки, чтобы они исходили из "мичуринских позиций ".

X. Ф. Кушнер критиковал книгу физика Шрёдингера "Что такое жизнь". Переходя к отечественным ученым, он сказал: "В ходе обсуждения доклада академика Лысенко на сессии ВАСХНИЛ немало внимания было уделено разбору и разоблачению автогенетических, морганистских взглядов члена-корреспондента Дубинина... Об антинародном, антипатриотическом поведении Дубинина наша научная общественность узнает не впервые".

Президент АН СССР С. И. Вавилов, председатель заседания, зачитал письмо Н. В. Цицина, в котором было написано: "Я считаю своим долгом сообщить о том, что я целиком и полностью разделяю изложенные академиком Т. Д. Лысенко критику и разоблачение реакционного вейсманистского (менделевско-моргановского) направления в биологической науке и выражаю свое полное согласие с решениями сессии ВАСХНИЛ".

Г. К. Хрущов, рассказав о реорганизации Института цитологии, гистологии и эмбриологии (бывший институт Н. К. Кольцова), сообщил: "...в институте сохранилась и в скором времени подняла голову довольно большая группа формальных генетиков во главе с Дубининым... руководство академии фактически оказало помощь не сторонникам реорганизации института, а поддержало и укрепило группу генетиков во главе с Дубининым, всячески стремившуюся возвратить прежний, осужденный в 1939 году профиль и направление института... Так руководство Академии наук способствовало созданию крупного центра формальной генетики, способствовало укреплению ее позиций в борьбе с мичуринским направлением... Совершенно ясно, что, только обеспечив господство мичуринского направления, биология в нашей стране сможет выполнить задачи, поставленные перед ней партией и правительством, нашим вождем и учителем товарищем Сталиным".

Министр Н. А. Скворцов заявил: "Мы уверены в том, что допущенные крупнейшие ошибки в работе биологического отделения Академии наук СССР будут ликвидированы".

Все выступавшие активно поддержали идеи Т. Д. Лысенко, среди них: X. С. Коштоянц, Н. А. Максимов, Е. Н. Павловский, Б. Б. Полынов, А. А. Авакян, Г. Ф. Александров, Н. И. Гращенков, Н. Г. Бруевич, Л. Д. Шевяков, Н. И. Нуждин, И. И. Презент, В. П. Бушинский, Б. Л. Исаченко, В. А. Ковда, А. А. Ничипорович, Н. М. Сисакян, А. Н. Студитский.

Вводная часть постановления президиума Академии наук СССР гласила: "Сессия Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина (ВАСХНИЛ) поставила перед советской биологической наукой ряд важнейших задач, решение которых должно содействовать великому делу социалистического строительства. Сессия ВАСХНИЛ вскрыла реакционную, антинародную сущность вейсманистско-морганистско-менделевского направления в биологической науке, разоблачила его конкретных носителей. Разгром антимичуринского направления открыл новые возможности для творческого развития всех отраслей передовой биологической науки".

Само постановление президиума АН СССР содержало 11 пунктов, первые три пункта были следующими:

1. Освободить академика Л. А. Орбели от обязанностей академика-секретаря Отделения биологических наук... обязанности академика-секретаря возложить на академика А. И. Опарина. Ввести в состав бюро Отделения биологических наук академика Т. Д. Лысенко.

2. Освободить академика Шмальгаузена И. И. от обязанностей директора Института эволюционной морфологии имени А. Н. Северцова.

3. Упразднить в Институте цитологии, гистологии и эмбриологии лабораторию цитогенетики, возглавляемую членом-корреспондентом Дубининым Н. П., как стоящую на антинаучных позициях...

9 и 10 сентября 1948 года прошло заседание президиума Академии медицинских наук СССР под председательством президента АМН СССР Н. Н. Аничкова на тему "Проблемы медицины в свете решений сессии ВАСХНИЛ". Главным агентом лысенкоизма, представившим "новую" научную платформу для исследований по медицине, стала О. Б. Лепешинская. Еще в середине XIX века Л. Пастер доказал, что самозарождения живого в наше время не происходит. Основным в биологии и медицине был признан факт, что живые клетки возникают только из родительских клеток. Однако, вопреки этому, в 1934 году О. Б. Лепешинская высказала мысль, что имеется бесструктурное живое вещество, которое постоянно переходит в живое, образуя клетки с их ядрами. Представив невежественные аргументы и грязно выполненные опыты, она настаивала на самозарождении клеток. В 1945 году выходит ее книга "Происхождение клеток из живого вещества и роль живого вещества". Хвалебное предисловие к этой книге написал Т. Д. Лысенко.

В 1950 году О. Б. Лепешинская заявляет: "Мы стоим очень близко от возможности получения живого из неживого, от постановки проблемы оживления". Причиной успехов О. Б. Лепешинской было положительное мнение И. В. Сталина. Она писала: "Весной 1943 года, в самый разгар войны, Иосиф Виссарионович Сталин нашел время познакомиться с моими работами еще в рукописи и по телефону сообщить мне о своем положительном отношении к моим работам. Слова эти поддержали во мне уверенность, что я стою на правильном пути"^*. В другой статье, обсуждая утверждения Т. Д. Лысенко, что существующие виды скачком превращаются друг в друга, например подсолнух дает паразита-заразиху, пеночка превращается в кукушку, пшеница - в рожь, овес - в овсюг, О. Б. Лепешинская писала: "Лысенко подходит к вопросу видообразования как материалист-диалектик и в полном согласии с И. В. Сталиным"^**. В 1950 году отдельным решением за подписью И. В. Сталина О. Б. Лепешинская была удостоена Сталинской премии. Взгляды Лепешинской, несмотря на их несуразность, на сессии президиума АМН СССР, как и на других совещаниях, были поддержаны рядом биологов и медиков, которые по своей квалификации не могли не знать, что ее утверждения антинаучны. Такими людьми были: А. И. Опарин, А. Д. Сперанский, М. А. Барон, Н. И. Нуждин, Г. К. Хрущов, Н. М. Сисакян, Н. Н. Аничков, И. В. Давыдовский, М. М. Невядомский, А. Н. Студитский, В. Д. Тимаков, Л. М. Шабад, Е. Н. Павловский, П. В. Макаров, А. С. Кривиский, Ж. А. Медведев, Л. А. Зильбер, С. Н. Муромцев, Ю. П. Полянский и другие.

^* (Лепешинская О. Б. Учение Павлова в теоретической и практической медицине. М., 1953, вып. 2, с. 36.)

^** (Лепешинская О. Б. Недоброкачественная критика Н. В. Турбина и Н. Д. Иванова работы Т. Д. Лысенко о виде. Ботанический журнал, 1953, т. 38, № 3, с. 386-388.)

Лысенковцы настаивали, что главным процессом в делении клетки является не митоз - сложное упорядоченное расхождение хромосом в дочерние клетки, а амитоз - простая перетяжка клетки на две дочерние половины.

М. С. Навашин, которому принадлежали классические работы по структуре ядер, назвал свои прежние представления метафизическими. В Институте генетики АН СССР, где директором был Т. Д. Лысенко, в те годы работала А. А. Прокофьева-Бельговская. В 1953 году она опубликовала статью, где писала, что амитоз будто бы нередко происходит в клетках картофеля.

Ученые, вначале критиковавшие "открытия" О. Б. Лепешинской,- Н. Г. Хлопин, Б. П. Токин, Н. Д. Насонов, П. Г. Светлов - вынужденно признали эту критику неверной и покаялись в своих ошибках. Разгром науки в 1948 году и в последующие годы, проведенный на сессиях Академии наук, в научных журналах, в общей и политической печати, казалось бы, навсегда похоронил генетику.

В. М. Молотов, один из ведущих членов Политбюро того времени, в октябре 1948 года, выступая на заседании Моссовета, в речи, посвященной 31-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, сказал: "Научная дискуссия по вопросам биологии была проведена под направляющим влиянием нашей партии. Руководящие идеи товарища Сталина и здесь сыграли решающую роль, открыв новые широкие перспективы в научной и практической работе"^*.

^* (Молотов В. М. 31-я годовщина Великой Октябрьской социалистической революции. Доклад на торжественном заседании в Большом театре Союза ССР. Госполитиздат, М., 1948, с. 20.)

Главный лысенковец среди биологов Академии наук СССР А. И. Опарин писал: "Центральный Комитет Коммунистической партии рассмотрел и одобрил доклад Т. Д. Лысенко. Для всех советских биологов этот документ, лично просмотренный И. В. Сталиным, является драгоценной программой творческого развития биологической науки, определившей ее пути и задачи. Советский творческий дарвинизм составляет гранитный фундамент, незыблемую основу, на которой бурно развиваются все отрасли биологической науки"^*.

^* (Опарин А. И. И. В. Сталин - вдохновитель передовой биологической науки. Журн. общей биол., 1953, № 2, с. 90-95.)

Разгром генетики повел к тому, что в Академии наук СССР, в системе ВАСХНИЛ, в Министерстве сельского хозяйства СССР, в Академии медицинских наук и в системе Министерства здравоохранения СССР, в университетах и во всех других вузах была произведена беспощадная чистка сторонников хромосомной теории и теории гена. Эта чистка вмешалась в судьбы тысяч людей, которые или приспособились к условиям лысенковщины, или покинули институт. На место изгнанных пришли лысенковцы - И. И. Презент, А. И. Опарин, О. Б. Лепешинская, В. Н. Столетов, И. Е. Глущенко, Н. М. Сисакян, Н. И. Нуждин, Н. Г. Хрущов, М. А. Ольшанский, А. Н. Студитский и многие другие, которые пытались своими действиями увековечить победу Т. Д. Лысенко.

В настоящее время общепризнано, что решение сессии ВАСХНИЛ 1948 года, а также решения президиумов АН СССР и АМН СССР нанесли ущерб нашей науке и нашему государству. Буржуазная пропаганда использовала решения этих сессий для антисоветской истерии. Однако в историческом плане прошел небольшой срок, и все эти ошибки были исправлены.

В 1948 году Т. Д. Лысенко и его сторонники одержали победу. Однако это была пиррова победа. Царь Пирр, который жил в 319-273 годах до нашей эры, при всех своих достоинствах полководца являлся авантюристом как политический деятель. В 279 году он одержал победу над римлянами, но за эту победу заплатил затем потерей своей страны - Эпиреи, а через семь лет сам оказался убитым.

По нашему мнению, Т. Д. Лысенко не понимал, в какой мере беспочвенны были его успехи перед лицом науки и перед задачами развития производительных сил нашей страны. Ему казалось, что он разгромил твердыни "буржуазной" науки. В угаре победы он выбросил все свои "новые" идеи на суд безжалостного времени. Как будет показано ниже, приговор оказался ужасным.

Несколько лет спустя, когда ошибки в биологической науке были устранены, меня спрашивали: почему я не отступил перед такими серьезными трудностями в 1948 году?

- Знаете,- отвечал я,- в моем сердце жила неистребимая уверенность в своей правоте и ясное понимание того, что будущее принадлежит утверждению истины и что эта истина очень нужна. Все остальное, то есть выдержка, спокойствие, иногда и юмор, приходило само собой.

В те времена при встречах со мной кое-кто опускал глаза. Я их не опускал, мое сердце полно было непоколебимой веры в конечное торжество научных принципов классической генетики.

В сентябре 1948 года мы покидали институт на Воронцовом поле, 6. Здесь началась моя большая самостоятельная работа - руководство отделом генетики Института экспериментальной биологии 16 лет тому назад. Здесь прошли наши золотые годы. Здесь мы пережили безмерную тяжесть утраты Н. И. Вавилова, Н. К. Кольцова, Г. Г. Фризена, Л. В. Ферри, Г. Д. Карпеченко, Г. А. Левитского, А. С. Серебровского, И. И. Агола, С. Г. Левита, М. Л. Левина и В. Н. Слепкова. В этих стенах мы встречали Великую Отечественную войну и здесь же торжествовали ее победоносный конец. Отсюда мы думали идти вперед, мечтая о создании Института цитологии и генетики.

Теперь мы уходили отсюда. В Институте цитологии, гистологии и эмбриологии оставляли только двух генетиков - Б. Л. Астаурова и М. А. Пешкова.

Помню, как В. Е. Альтшулер, мой старый друг, приезжал ко мне домой и все пытался убедить, что в выдвинутых Т. Д. Лысенко принципах адекватного наследования благоприобретенных свойств есть особый глубокий смысл. Я его выслушал и послал к дьяволу.

Горько было читать, что М. Е. Лобашев, отдавший генетике десятки лет своей жизни, отказывается от нее и переходит на позиции Т. Д. Лысенко. Не верилось, что С. М. Гершензон, Н. В. Турбин, отлично понимая значение генетики как науки, тем не менее писали, что отказываются от принципов хромосомной теории. С. И. Алиханян, П. М. Жуковский, И. М. Поляков на заседании сессии ВАСХНИЛ заявили о своем отказе от принципов классической генетики.

Мы не могли ни в чем каяться, так как глубоко понимали, что наше упорство - это лучшее из всего того, что можно было сделать, чтобы защитить нашу науку. Мы - это И. А. Рапопорт, Г. Г. Тиняков, Б. Н. Сидоров, В. В. Хвостова, В. В. Сахаров, Е. Н. Болотов, Н. Н. Соколов, М. А. Арсеньева, Б. А. Кирсанов, Б. Ф. Кожевников, А. А. Малиновский, другие и я. Мы покинули наш милый, родной дом на Воронцовом поле. Сожалений не было. Только один раз Б. Н. Сидоров сказал мне, что никто не осудит, если мы в чем-то покаемся. Я послал все покаяния к чертям и сказал, что никогда, никогда этого не будет. Как мы сами себе посмотрим в глаза через несколько лет, когда наступит торжество признания нашей науки? Однако когда же оно придет? Помню в 1954 году Н. И. Шапиро сказал мне, что все это очень надолго, что, по его мнению, идеи Т. Д. Лысенко сохранятся не менее 50 лет.

- 50 лет,- воскликнул я в ответ,- да вы что? Годы, считанные годы остались для их жизни. Разве в атомных взрывах перед вами не встает новая, радиационная генетика? Разве в торжестве гибридной кукурузы вы не слышите замечательного внедрения генетики в сельское хозяйство? А биохимия? Да ведь она на наших глазах превращается в генетическую биохимию! Нет, нам ждать недолго, пора вновь, и очень серьезно, подумать о том, как нам бороться за нашу генетику, чтобы приблизить время ее прихода.

Много лет тому назад Мария Склодовская-Кюри, когда ей был всего лишь 21 год, еще не подозревая, что открытием радия она войдет в ряды бессмертных, записала: "Основное правило - не давать сломить себя ни людям, ни обстоятельствам".

В течение всего 1948 года буря над нашими головами все крепчала. В выступлениях на научных сессиях, в газетах и журналах деятельность генетиков называлась антинародной. Десять лет тому назад это было бы более чем достаточно для крайних репрессий. Теперь же мы просто изгонялись из нашей науки. Казалось, и мы, и наша генетика сломлены и уходим в прошлое, ошибочное и горькое. На самом же деле шло все своим чередом. Мы были корнями могучей науки, и ее громадному дереву еще предстояло цвести на нашей Родине. Я понимал, какая трудная и какая счастливая доля выпала нам в этой борьбе. Для нас начиналась ночь, полная тьмы и вместе с тем самых светлых, вскипающих предчувствием счастья ожиданий.

Осенью 1948 года, покидая институт, я шел с В. В. Хвостовой. Она сказала, что впереди остались только черные дни, генетики не будет.

- Да что вы, Вера Вениаминовна! - воскликнул я.- Что вы, душенька, да подождите вы, пройдут недолгие годы, у нас будет настоящий генетический институт, который посвятит свои силы фундаментальным, истинным проблемам генетики. Разве вы не понимаете, что такой институт как воздух нужен нашей стране. Тучи пройдут, и опять будет сиять солнце!