О "синтезе направлений" и философской эклектике. Новые и старые проблемы диалектики в генетике

Разумеется, как всегда, на крутом повороте развития событий испытывается не только устойчивость занимаемых позиций, но и их способность продолжать быть "точкой опоры" при движении в другом направлении. В противном случае либо эти позиции оставляются тем, кто их занимает, либо он вместе с ними оказывается отброшенным в сторону от нового направления движения. Как в первом, так и во втором случаях нужна известная решительность, не всегда совпадающая, правда, с принципиальностью. В науке нет абсолютных "точек опоры", истин, пригодных на все времена. Во всяком случае, если они и есть, то на них одних нельзя построить прочные и разносторонние научные позиции. Относительный характер научных истин заставляет подлинных ученых жить в постоянном "беспокойстве", творческом волнении - отнюдь не за собственную судьбу, а за то, что они считают истиной, заботясь о ее постоянном движении вперед. Бывает, однако, и так, что это "беспокойство" сменяется ложной уверенностью в "абсолютной устойчивости" занимаемых позиций, и тогда рано или поздно наступает расплата за проявленную беспечность. Бывает, конечно, и другое - легкое и отработанное с годами умение "перескакивать" каждый раз именно на ту позицию, которая в данный момент гарантирует известную "устойчивость" в общем движении науки.

Эти весьма разнообразные варианты, линии поведения по-разному, как мы видели, реализовались, в том числе и в ходе развития генетики в связи с диалектикой. Разумеется, здесь не идет речь о том, чтобы морализировать по этому поводу. Но и ограничиваться простой констатацией вряд ли всегда оправданно.

Эти общие и, может быть, несколько туманные рассуждения имеют весьма конкретную основу и повод, непосредственно соприкасаясь с тем, как обстояло тогда дело с разработкой философских проблем генетики с позиций материалистической диалектики, с подходами и отношением к имевшемуся опыту такой разработки. В частности, это прямо связано с той полемикой, которую Г. В. Платонов вынес на страницы широкой печати в своей статье "Догмы старые и догмы новые"^*. В ней вызывают возражения как раз излишнее морализирование и отсутствие спокойного и самокритичного анализа не только негативных, но и позитивных элементов предшествующего опыта разработки философских вопросов генетики. А это было необходимо в первую очередь, что, разумеется, не означает игнорирования и тех моментов, о которых говорилось выше. Ведь спокойствие - отнюдь не проявление "голубиной кротости", но и самокритика нужна не для того, чтобы выбелить свою совесть. Эти тенденции не имеют ничего общего с интересами дела, как не служат ему и попытки смазать имеющиеся противоречия и, используя старые, дискредитировавшие себя подходы, объявлять догмами то, что еще требует освоения нашими философами, создавать тем самым своеобразную "догматологию", а не исследовать новые теоретические и экспериментальные факты современной генетики.

^* (См.: Октябрь. 1965. № 8.)

Между тем именно в этом - смысл дискуссии, начатой Г. В. Платоновым. В своей статье он пытался создать видимость угрозы возврата к прошлому, переворачивая с ног на голову положение дел в генетике. Этому он подчинил и свой экскурс в историю. Дело изображается им таким образом, что, в сущности, все негативные элементы в развитии генетики в связи с диалектикой, сложный и противоречивый путь советской науки, направление и результаты дискуссий объясняются отнюдь не взаимодействием целого комплекса факторов, заключенных как внутри самой генетики, так и вне ее, а лишь деянием тех или иных отдельных личностей. Такая субъективистская интерпретация истории, конечно, удобна для тех, кто хотел бы снять с себя ответственность, в частности, за третирование того направления научной мысли в генетике, которое объявлялось "метафизическим", "идеалистическим" и даже "антинародным". Однако она не имеет ничего общего с действительностью, а потому ничего не объясняет и никого не оправдывает, если не обвиняет еще более сурово. К тому же изображенная Г. В. Платоновым история советской генетики имеет характеристики, прямо противоположные тем, которые давались им ранее, в частности в книге "Диалектический материализм и вопросы генетики". Г. В. Платонов "объясняет" многое апелляцией к культу личности, но ведь эта книга издана в 1961 г....^*

^* (Примеч. 1988 г. Еще один "зигзаг" Г. В. Платонов совершил уже позднее. См., например, его работы: "Философские аспекты изучения живого на молекулярном уровне" (М., 1969), "Жизнь, наследственность, изменчивость" (М., 1978) и др. Теперь уже он без всякой самокритики занимает позиции, диаметрально противоположные тем, которые ранее "объяснял" "условиями культа личности" (неясно только - какой же на этот раз?).)

Нет смысла поэтому заниматься здесь всякого рода сравнениями и сопоставлениями, которыми, кстати, Г. В. Платонов (разумеется, не по отношению к самому себе) заполнил почти половину своей статьи. Было бы весьма неразумным идти по этому пути, делать лишь отсюда какие-либо негативные выводы и исключать возможность того, что плодотворно, с большой пользой для науки могут разрабатывать философские проблемы современной генетики и ученые, придерживавшиеся ранее ошибочной ориентации. Плохо только, неполезно для науки, когда отказ от такой ориентации осуществляется лишь формально, а по существу отстаивается старая линия. Еще хуже, когда эта старая, но "модернизированная" линия защищается аргументами, которыми пытались воспользоваться ранее сторонники другой линии и которые были категорически отвергнуты теми, кто их выдвигает теперь.

Но именно так обстоит дело в статье Г. В. Платонова, если не касаться ее полемических сторон, а взять позитивное содержание выдвигаемых идей. Г. В. Платонов выражает в ней обеспокоенность тем, что "под флагом борьбы против догматического насаждения ошибочных взглядов Т. Д. Лысенко некоторые научные работники фактически начали поход против основ мичуринского учения и даже против ряда положений дарвинизма, как якобы противоречащих достижениям современной науки"^*. С другой стороны, он отмечает "совершенно некритическое отношение к хромосомной теории", которая "немало дала для изучения наследственности, но некоторые ее выводы носят спорный, а порой и ошибочный характер... Так на месте старых догм пытаются воздвигнуть догмы новые"^**.

^* (Октябрь. 1965. № 8. С. 151.)

^** (Октябрь. 1965. № 8. С. 151.)

Разумеется, эти тенденции, когда и поскольку они касаются действительно научных идей и концепций, не могут быть признаны основательными, хотя Г. В. Платонов чрезмерно, на мой взгляд, драматизирует существовавшее положение и уж совсем извращает его в выводах, создающих основу для его "догматологии", о которой уже говорилось выше. Эти выводы, однако, имеют лишь сугубо промежуточное, так сказать, служебное значение, поскольку они призваны подготовить почву для восприятия главного - тезиса о том, что "в развитии биологической науки наблюдаются объективные тенденции к сближению сложившихся в ней школ и направлений"^*.

^* (Октябрь. 1965. № 8. С. 154.)

Нет необходимости напоминать здесь о том, как категорически возражал в свое время Г. В. Платонов против данного тезиса, считая, что мичуринское учение - "единственно научное, материалистическое направление в генетике", как возражал он Н. В. Турбину, выдвигавшему в свое время именно этот тезис. Теперь же он считает, что "изучение живых тел на молекулярном уровне способствует преодолению многих противоречий, ранее раздиравших биологию, в особенности генетику. Речь идет о противоречиях между дарвиновско - мичуринским и вейсмановско - моргановским направлениями"^*. Далее Г. В. Платонов лишь несколько "уточняет" мысль Н. В. Турбина и дает наименование двум направлениям в генетике, называя первое "синтетическим", а второе - "аналитическим". Он считает, что "оба эти направления различаются между собой не только по своему подходу к изучению организма, но и по характеру решения тех или иных теоретико-методологических проблем"^**.

^* (Октябрь. 1965. № 8. С. 154.)

^** (Октябрь. 1965. № 8. С. 154.)

Однако характеризуя "вейсмановско - моргановское направление", Г. В. Платонов, по существу, видит в нем те же недостатки, что и ранее. В свое время он называл на этом основании данное направление "отживающим свой век учением", полагая, что в нем "проникновение идеализма идет гораздо глубже, охватывая самую суть, самые основы теории", сравнивая его с учением о флогистоне и теплороде^*. Но если такое учение необходимо "синтезировать" с "единственно научным, материалистическим", то что это, как не самая настоящая философская эклектика? Ведь недостаточно просто "отменить" прежние оценки. Надо проанализировать, на каком основании делаются новые, охватывают ли они на этот раз "самую суть, самые основы теории".

^* (См.: Вопр. философии. 1958. № 11. С. 138. (Курсив мой. - И. Ф.).)

Такой эклектический подход, разумеется, не встретил поддержки не только у противников, но и у прежних соратников Г. В. Платонова. Н. И. Фейгинсон, например, защищая "мичуринскую биологию и мичуринскую генетику", прямо сказал, что "такой призыв к синтезу, к примирению двух направлений просто запоздал... Ни о синтезе, ни о примирении в данном случае не может быть и речи... Не разглядев сути дела, он (Г. В. Платонов. - И. Ф.), с моей точки зрения, некритически пошел за теми, кто пытается спасти обанкротившиеся догмы корпускулярной генетики спекуляцией на новейших достижениях в области физики и химии"^*.

^* (Октябрь. 1966. № 2. С. 163.)

В этой постановке вопроса хотя и нет реального научного содержания, но, во всяком случае, есть определенная последовательность, логичность рассуждений и выводов. Можно, на мой взгляд, согласиться, но по другим причинам, и с тем, что "призыв к синтезу, примирению двух направлений просто запоздал". Прежде всего, о каких "двух направлениях" идет речь? Н. И. Фейгинсон ясно определяет это, имея в виду, с одной стороны, особую "мичуринскую биологию и мичуринскую генетику", а с другой - "корпускулярную генетику". Г. В. Платонов, однако, имеет в виду в первом случае, по существу, то же самое, но говорит о "дарвиновско-мичуринском направлении". Но разве оправданно сегодня, когда в теории генетики в ее связи с эволюционными проблемами произошли столь радикальные по сравнению с положением, существовавшим в начале века, сдвиги, противопоставлять дарвиновско-мичуринские общебиологические идеи "вейсмановско-моргановскому направлению"? Да и существует ли последнее в том виде, как его представляет Г. В. Платонов? Если же речь идет о "мичуринской генетике" в интерпретации Т. Д. Лысенко и его сторонников и о "формальной" и "классической" генетике, ограничивающихся рамками исследований конца XIX - начала XX в., то постановка вопроса в 60-е годы об их "синтезе" выглядит по меньшей мере странно.

Не обсуждая более детально проблему, связанную с возможностью разных направлений в науке, подчеркнем лишь, что они не могут "поделить" истину, которая едина и нераздельна в науке. Другое дело - формы ее познания, мера приближения к ней, которые обусловливают существование многих школ в науке и - в этом смысле - направлений. В. Н. Столетов глубоко проанализировал данную проблему в работе "Некоторые методологические вопросы генетики"^*, и мне представляется достаточным отослать читателя к выводам, сделанным, как кажется, четко и весьма убедительно. "Направление в науке,- пишет В. Н. Столетов,- означает направление поиска научной истины, а не самое научную истину. Окончательная оценка выбора может быть произведена только по конечному результату поиска, в объективной научной истине, принимаемой всеми. Отождествление направления в науке с научной истиной не свойственно науке и... сродни чревовещанию. А вера в собственную непогрешимость, сочетаемая с органической враждой к научной критике, лишает исследователя свободы научного исследования, порождает догматизм в теоретическом мышлении"^**.

^* (См.: Актуальные вопросы современной генетики/Под ред. и с предисл. проф. С. И. Алиханяна. М., 1966.)

^** (См.: Актуальные вопросы современной генетики/Под ред. и с предисл. проф. С. И. Алиханяна. М., 1966. С. 503.)

Значит, направления в науке - это реальность, которую в принципе нельзя отрицать, что называется, с порога. Но и принимать ее без выяснения того, что вкладывается в понятие направления, также было бы неосмотрительным. Однако нас интересует не только и не столько то, что имеет место в принципе, а вполне конкретная ситуация в генетике. Какова та реальность, которая исторически сложилась здесь в результате многолетних экспериментальных и теоретических поисков, открытий и ошибочных заключений, дискуссий и борьбы, принимавшей порой неоправданно ожесточенный характер и совершенно ненаучные формы? Можно ли было утверждать, что в генетике "сосуществуют" направления, одно из которых имеет в своей методологической основе синтетический подход, а другое - аналитический? Ответ на последний вопрос является основой ответа и на первый, и он может быть, на мой взгляд, только отрицательным.

Приведу здесь лишь несколько общих аргументов, опираясь на то, что более конкретно было изложено выше. В самом деле - предшествующее рассмотрение истории генетики свидетельствует, что если на первых порах развитие познания наследственности и изменчивости и приняло направление, противопоставляемое идеям и концепциям Ч. Дарвина, а затем также и И. В. Мичурина, то в последующем - и тем более в современных условиях - положение изменилось радикальным образом. Так что отделять взгляды Дарвина, Мичурина и других ученых, творчески развивавших эволюционное учение уже с учетом результатов генетики, от направлениях, характеризуемого как "аналитическое", означало бы извращать реальность, существующую, по крайней мере, сегодня^*. Генетика органически впитала в себя дарвиновско-мичуринские идеи, причем зачастую - внешне независимо от них, как результат собственного развития.

^* (Примеч. 1988 г. Здесь, может быть, наиболее остро чувствуется временная привязанность рассуждений автора двадцатилетней давности.)

Поэтому вывод о том, что современное, по определению Г. В. Платонова, "вейсмановско-моргановское направление" является по преимуществу аналитическим, представляется нам ложным. Столь же ложной является и характеристика дарвиновско-мичуринских идей и концепций как исключительно синтетических. Достаточно вспомнить попытки Дарвина построить модель генетических процессов в рамках "временной гипотезы пангенезиса", отношение И. В. Мичурина к генетике, чтобы убедиться в этом. Другое дело, что в их исследованиях, вследствие причин исторического порядка, данная сторона не получила достаточного развития. Но делать отсюда обобщающие выводы и при этом, иметь в виду позиции Лысенко с его "мичуринской генетикой" - значит вступать в глубское противоречие с объективной истиной.

Отсюда не следует, разумеется, что современная генетика свободна от каких-либо недостатков и ограниченностей, что она достигла некоего завершенного состояния, в том числе и по линии диалектического соединения анализа и синтеза, исследования "деталей", отдельных механизмов наследственности в их связи с системным, целостным подходом. Было бы весьма преждевременным считать, что она уже сейчас дает полное описание процессов наследственности и изменчивости. Как справедливо заметил М. Е. Лобашев, "познанные до сих пор закономерности наследственности составляют лишь ничтожную долю того неизвестного, загадочного, что скрыто в стройно организованной системе живой природы"^*.

^* (Лобашев М. Е. Генетика и естествознание//Журн. общей биологии, 1965. № 5. С. 520.)

И если находятся, по выражению Г. В. Платонова, "некоторые научные работники", которые "на месте старых догм пытаются воздвигнуть догмы новые", то это еще не значит, что таково действительное положение в теории генетики. Ведь были же "некоторые научные работники", которые объявляли хромосомную теорию наследственности "реакционно-идеалистической", "отживающим свой век учением". И что стало с их выводами? Подлинная наука основывается отнюдь не на таких выводах. Она дорожит любой крупицей истины, если даже они и облекаются порой в формы, в целом чуждые ей. Это относится, разумеется, не только к тому, что добыто учеными с позиций хромосомной теории наследственности. Всякая узость подходов, нигилизм в этом плане не могут считаться положительным явлением в науке. Но вряд ли имеет смысл делать отсюда вывод о необходимости "сближения" и тем более - "синтеза направлений".

Современная генетика устремлена вперед. Проблемы, которые предстоит ей решить уже в недалеком будущем, намного сложнее тех, которые она решала до сих пор. И если некоторые из них оказываются сходными в своей постановке и принципиальных подходах с возникавшими в прошлом, то нетрудно заметить, насколько они отличаются как в формах разрешения, так и в самой своей постановке. Не пресловутый "синтез", обращенный в основном в прошлое, а новое развитие с учетом уже достигнутого - вот что прежде всего необходимо современной теории генетики.

На этом пути она все более становится лидером биологии. Имевшиеся в прошлом опасения насчет "генетического флюса" в науке о жизни, кажется, постепенно уходят в прошлое. Это связано с общим процессом интеграции, взаимодействия отдельных биологических дисциплин, среди которых генетика выделяется прежде всего как наука комплексная и проникающая со своими методами и подходами почти во все другие разделы биологии. Исследование механизмов наследственности и изменчивости ведется современной генетикой на молекулярном, клеточном, организменном и популяционном уровнях. Это значит, что она стремится рассматривать явления наследственности и изменчивости в единстве анализа и синтеза, на широкой общебиологической базе и в связи с теорией эволюции.

Конечно, все это по-иному ставит и задачу методологических, философских обобщений результатов современной генетики с позиций материалистической диалектики. Более пятидесяти лет^* назад было перефразировано выражение В. И. Ленина, и стали говорить, что "генетика рожает диалектический материализм". Но если учесть, что и сегодня стоит проблема "диалектизации" многих генетических концепций, а в известном смысле и теории в целом, то надо признать эти роды весьма затянувшимися.

^* (Примеч. 1988 г. Здесь и далее такого рода высказывания, привязанные к определенным датам или периодам, выправлены соответственно настоящему времени.)

Т. Д. Лысенко, И. И. Презент и ряд других биологов и философов попытались, как мы знаем, искусственно ускорить их, но то, что появилось в результате этих усилий, не могло развиваться и расти нормально, несмотря даже на особое "подкармливание". Есть свои "точки роста", этапы, рубежи в развитии науки, которые перепрыгнуть нельзя. Генетика, двигаясь сознательно или на ощупь к диалектико-материалистической методологии, не может быть полностью построена на ее основе до тех пор, пока она сама, всем ходом своего развития не подойдет к ней, пока она не ощутит ее не просто как тенденцию, а как необходимость, вне которой невозможно продвижение вперед ее теории.

Можно, разумеется, ошибиться в каких-то конкретных сроках, но нынешнее состояние теории генетики представляется уже таким, когда с необходимостью и внутренней готовностью генетика подошла к этой проблеме как актуальной реальности. При всей существующей неоднозначности философской интерпретации теории современной генетики со стороны отдельных ее представителей объективная логика ее развития привела генетику к диалектике, причем взаимодействие между ними должно в ближайшем будущем уже не просто расширяться и углубляться, а подняться на качественно иной уровень, на уровень совместных конструктивных поисков и решения основных теоретических проблем^*.

^* (Примеч. 1988 г. Это не было реализовано в полной мере в последующие двадцать лет, а потому и сегодня остается как актуальная задача. Подробнее см. об этом в послесловии к данной книге.)

С учетом этой реальности и этой перспективы попытаемся вычленить некоторые узловые, на наш взгляд, проблемы диалектики в генетике. Эти проблемы, разумеется, тесно связаны и в известном смысле вытекают из того общего определения принципов диалектико-материалистической методологии исследования живых систем, которое было дано в предварительных замечаниях. Они связаны также с конкретным опытом взаимодействия генетики и диалектики, который создает историческую предпосылку для их новой постановки в современных условиях.

Ближе всего эту постановку определяют те новые элементы, которые выявились в разработке философских проблем, начиная с середины 50-х годов, когда стало интенсивно развиваться в среде философов стремление глубже и шире овладеть конкретным биологическим материалом, были сделаны значительные шаги в разработке гносеологических проблем, логики и методологии научного исследования (работы Б. М. Кедрова, М. М. Розенталя, Э. В. Ильенкова, П. В. Копнина и др.). Хотя последние и не имели прямой связи с анализом философских вопросов биологии и генетики в частности, они во многом предопределили последующие исследования проблем методологии биологического познания.

Вместе с тем, разумеется, развитие "чистой" методологии и логики научного исследования, которая служит специальной основой разработки философских вопросов биологии с диалектико-материалистических позиций,- еще не решение возникающих здесь проблем. И дело не просто в том, что их надо "соединить" с конкретным теоретическим материалом науки о жизни. Сама философская проблематика отличается здесь большой спецификой и требует нового специального анализа.

Работа в этом плане, основывающаяся на данных современной науки, находится пока что в стадии становления. На ней отрицательно сказывается теперь уже то, что в свое время привело к известным положительным сдвигам,- стремление философов к возможно более полному и специальному овладению конкретным естественнонаучным материалом. Это на первый взгляд парадоксальное явление объясняет, однако, тот факт, что во многих случаях в настоящее время под видом философских исследований идет обсуждение - в том числе и в работах философов - "всего лишь" общих проблем теоретической биологии. Между тем подлинно философская проблематика в ее связи с теорией современной науки о жизни остается по большей части вне поля зрения, вне сферы приложения основных усилий философов.

Какова эта проблематика и где пролегают главные, на наш взгляд, направления разработки философских вопросов современной генетики с позиций и под углом зрения диалектики? Прежде всего это касается проблем, связанных с развитием и применением в генетике основных методологических принципов диалектики, в частности принципа целостности, системности и историчности объекта, принципа детерминизма в познании сущности наследственности и изменчивости организмов.

Исследование материальных основ генетики убедительно свидетельствует о необходимости диалектических подходов как к тому, что представляет из себя ген и генотип, так и к изучению их связи с фенотипом и популяцией во взаимодействии со средой. Большой и разнообразный материал для диалектико-материалистических обобщений и выводов дает также рассмотрение эволюции понятия гена, анализ развивавшихся исторически противопоставлений наследственности как "вещества" и как "свойства", перехода к диалектическому осознанию ложности этой мнимой дилеммы.

Представить ген и вообще материальные основы наследственности как особую целостную систему в связи и взаимообусловленности с системами другого уровня биологической организации - это задача, в решении которой большую роль играет не только эксперимент, но и правильная методология, диалектическое понимание процессов живой природы. В позитивном анализе названных сложных проблем можно опереться на уже имеющиеся традиции исследования систем и процессов, характеризующихся органической целостностью вопросов, связанных с различием структурных уровней в развитии биологических систем, и т. д.

Эти традиции диалектического анализа целостных систем, находящихся на разных уровнях структурной и функциональной организации, имеют своим исходным пунктом логические способы, примененные Марксом в "Капитале". Использование способов рассмотрения взаимодействия элементов целого, например, по типу координации и субординации, зависимости части от целого и наоборот - все это, несомненно, должно обогатить биологическое познание, которое именно в наши дни ближе всего подошло к необходимости диалектического исследования сложных связей и взаимодействий объектов.

В какой форме это может быть применено в генетике - покажут результаты конкретной работы. Между тем пока что философские исследования в данной области ограничиваются лишь самыми общими проблемами, причем некоторые новые и "традиционные" понятия получили, на наш взгляд, весьма неточную интерпретацию. Это относится, в частности, к понятию структуры, которому зачастую придается чрезмерно расширительное значение, поглощающее (а иногда и попросту подменяющее) понятие сущности, закона. Такая трактовка понятия структуры, перенесенная из многих специальных работ преимущественно западных ученых, не учитывает "философского контекста", из которого она механически изымается, а именно - позитивистского, как раз и призванного ограничить исследование структурой, противопоставляемой сущности, закону.

Нечто аналогичное можно наблюдать и в исследованиях, посвященных анализу биологического значения принципа органической целостности, системных подходов. С большим опозданием многие наши философы и биологи познакомились с работами, в частности, Людвига фон Берталанфи, в которых первоначально делалась попытка создания такого варианта теоретической биологии, где принцип целостности имел бы ведущее методологическое значение. Последующая трансформация этой проблематики, приведшая к формулированию общей теории систем, получила многообещающие выходы прежде всего в связи с развитием кибернетики. Именно по данной линии шло развитие и усвоение идей Берталанфи в нашей литературе. Однако "поздний брак" породил инфантильную восторженность и преувеличенное представление об "исключительности" предмета, вызвавшего обостренный, хотя, надо сказать, заслуженный интерес.

Отрицательные последствия этого проявляются в том, что принцип целостности и системные подходы получили сейчас гипертрофированную интерпретацию, причем из нее неправомерно исчезают во многих случаях имеющиеся в марксистско-ленинской философии традиции исследования органических целостных систем и процессов, которые, однако, ближе всего соответствуют потребностям современного научного исследования.

Разумеется, тем самым отнюдь не умаляется значение тех исследований, которые развиваются, в частности, в рамках теории систем Л. Берталанфи. Однако философский анализ познавательных возможностей и форм применения системных подходов в биологии должен, естественно, опираться на более широкую "информационную основу". И можно считать потерей всякой научной объективности, когда из этой основы совершенно исключаются, например, замечательные исследования Н. И. Вавилова, его представление о виде как "сложной системе", столь неосновательно отвергнутое в свое время рядом биологов и философов, труды И. И. Шмальгаузена, имевшие огромное значение в диалектическом понимании организма как целого в его индивидуальном и историческом развитии.

В тесной связи с названными подходами находятся принципы диалектико-материалистического детерминизма в их применении, в частности, к познанию причин и характера наследственных изменений (мутаций). Вопрос о сущности мутаций оказался своеобразным оселком, на котором, пожалуй, в наибольшей степени оттачивались различные - а зачастую диаметрально противоположные - методологические подходы. Фактически линия размежевания проходит здесь между разными формами механицизма, метафизики и идеализма, телеологии, с одной стороны, и диалектико-материалистическим детерминизмом - с другой.

В варьируемых рамках этих методологических концепций и движется исторически объяснение конкретных механизмов наследственной изменчивости, теоретические обобщения экспериментальных наблюдений. Причем основная линия развития генетики заключает в себе все более полное и всестороннее познание объективных, диалектических по своей природе внутренних и внешних взаимодействий живых систем, преодоление их упрощенного истолкования либо в духе концепции механического детерминизма, абсолютизации случайности и неопределенности мутаций, либо путем обращения к "телеологическому мышлению".

Диалектико-материалистическое истолкование детерминизма позволяет преодолеть эти крайности и развить такое теоретическое объяснение, в частности, генетических процессов, которое учитывало бы как непосредственные и однозначные причинные связи динамического типа, так и статистически интерпретируемые, в которых необходимость, закономерность проявляются лишь суммарно, в виде "усреднения" разнообразных, объективно случайных тенденций. Такая концепция ориентирует исследование на анализ специфичности взаимодействий живых систем (органический детерминизм), учет их целостности, диалектических связей внешнего и внутреннего. Она позволяет, по нашему мнению, развить несколько отличное от общепринятого в современной генетике истолкование природы и характера мутаций в их связи с эволюционным процессом, идущее, в частности, по линии установления специфического соотношения между неопределенностью, случайностью и приспособительной направленностью изменений наследственности живых систем с учетом разных уровней их организации.

В философском исследовании проблем генетики имеется также еще одна фундаментальная сфера, требующая специального анализа с позиций материалистической диалектики,- сфера методов генетического познания. В своем историческом развитии генетика непрерывно "переоснащалась" новыми методами исследования, причем на той или иной стадии некоторые из них становились доминирующими, определяющими специфику знания, получаемого с их помощью. Вместе с тем "традиционные" методы также не оставались без изменения. Напротив, они подвергались существенным преобразованиям под влиянием новых форм исследования, в частности в современных условиях - в зависимости от разнообразных видов эксперимента, физико-химических и математических методов моделирования.

Возникает необходимость сравнительного рассмотрения гносеологической природы и пределов применимости "традиционных" и новых методов исследования в генетике и наряду с этим их изучения как взаимосвязанных элементов диалектического комплекса, системы. Теперь ясно, что основные проблемы генетики не могут быть решены лишь путем развития какого-либо одного метода исследования. Происходит не только дифференциация исследовательских задач, расширение фронта познания и его специализация, но и усиление процессов интеграции, более тесное взаимодействие, "перекрестное оплодотворение" методами разных специальных дисциплин. Это - одна из характернейших черт развития современной науки. И она делает более очевидной необходимость комплексного подхода к исследованию методов познания в генетике.

Рассмотреть теоретико-познавательное значение и логическую природу, например, физико-химического эксперимента, математических методов описания и исследования живых систем, их моделирования (прежде всего кибернетического) на разных уровнях генетического анализа и в связи с другими методами, имеющими различные формы применимости на каждом из таких уровней,- это задача, решение которой имеет большое и актуальное значение. Исследование взаимной дополнительности отдельных методов, их логического и исторического единства, процессов взаимодействия внутри системы как целого (доминирования, субординации, взаимовлияния, зависимости от целого и пр.) составляет предмет и задачу, отвечающую основным направлениям методологических поисков современной науки.

В настоящее время биология вообще и генетика в частности начинают все больше привлекать внимание математиков и логиков. И это не случайно. Хотя логико-математические исследования биологических проблем предпринимались и на предшествующих стадиях, однако к широкому использованию этих методов не была готова ни наука о жизни, ни математика и логика. Произошедшие в последние десятилетия сдвиги привели к тому, что живые системы стали широко подвергаться точному исследованию как с количественной, так и - это главное - с качественной стороны.

Построение математических моделей, применение формализации, аксиоматического метода затрагивают уже сегодня многие разделы генетики. Это опять-таки порождает необходимость методологических, философских исследований. Например, возникает такой вопрос: до каких пределов возможна математизация и вообще формализация генетического знания? Ведь, помимо всего прочего, формализованные исследования должны как-то "соединяться" с экспериментом и теоретической интерпретацией. Видимо, и здесь имеет определенное значение "принцип полезности", целесообразности тех или иных формализованных построений с точки зрения возможности их реального применения. Никто ведь не строит автомобиль исходя из законов теории относительности и квантовой механики, частным случаем которой является та "обычная" механика, которой практически руководствуются инженеры и техники. Конечно, то, что не под силу отдельному ученому-биологу или их коллективам, может сделать электронно-вычислительная машина - если не сейчас, то в будущем. Но ясно также, что задача ученого не только в том, чтобы считать, а главным образом в том, чтобы размышлять.

Как ни тривиально звучит все это на первый взгляд, здесь - проблема, большая и серьезная проблема будущего науки. Она усугубляется, на наш взгляд, недостаточным развитием теории генетики, которая значительно отстает в настоящее время от состояния и уровня экспериментальных исследований. Разумеется, интерес к теории (не только в ее логико-математических аспектах) будет непрерывно усиливаться и соответственно будет возрастать значение методологических исследований средств и приемов получения и построения теоретического знания сущности и закономерностей наследственности и изменчивости живых систем.

Эти исследования должны показать также специфику, природу современного научного знания, особенности "генетической реальности", зависящие от тех новых методов, которые применяются сегодня не только в сфере эксперимента, но и теории. Они призваны выявить закономерности логического и исторического развития генетики, его источники, внутренние и внешние факторы.

Очерченным выше кругом проблем, по которым возможно и необходимо плодотворное взаимодействие диалектико-материалистической философии и современной генетики, разумеется, не исчерпывается вся сумма задач в этой области. Само собой ясно, что по-прежнему сохраняет свое значение критика механистических и идеалистических спекуляций на нерешенных проблемах генетики. Однако она нуждается в существенной модернизации в соответствии с теми формами, в которых отражаются ныне эти спекуляции. И кроме того, она, разумеется, не может не ограничивать свои задачи преимущественно философской стороной теоретических проблем генетики, рассматривая их в динамике, учитывая реальные трудности, которые возникают в научном познании.

Эта реальная и, вместе с тем, глубоко заинтересованная, партийная критика, ориентирующаяся на то, чтобы как можно меньше было на пути научного познания разного рода "идолов", предрассудков, наибольшую силу и действенность приобретает, конечно, лишь тогда, когда она осуществляется не "со стороны", не где-то "рядом" с конкретным генетическим и философским познанием, а в самом ходе исследования отдельных научных проблем.

Таковы, на наш взгляд, центральные проблемы диалектики в современной генетике^*.

^* (Примеч. 1988 г. Эти проблемы составили программу последующей деятельности ряда философов (С. А. Пастушного, Р. С. Карпинской и др.). Они явились и для меня на определенные годы основными, главными в работе. Ее результаты я обобщил в книге "Жизнь и познание. О диалектике в современной биологии" (М., 1981).)