Академии наук и наука

Если с сегодняшних высот науки оглянуться на работы столетней и двухсотлетней давности, легко увидеть их несовершенство; читая некоторые наивные рассуждения, подчас невольно улыбаешься. Но это нисколько не умаляет их значения. И "несовершенные" работы Камерариуса или Кельрейтера, конечно, являются гораздо более крупными, чем большинство современных статей в научных журналах, написанных на уровне последнего слова науки.

А если еще пристальнее вглядеться в историю развития научных представлений, то труды наших "научных предков" покажутся вовсе не такими наивными, какими виделись с первого взгляда. Дело в том, что за томами монографий, комплектами журналов, отчетами академий нелегко разглядеть истинный ход науки. Официальная история науки далеко не всегда совпадает с ее подлинной биографией.

Давно существуют академии наук и кафедры университетов, где ученые мужи чрезвычайно респектабельного вида заседают в высоких креслах или хорошо поставленным голосом читают лекции. Официальная история науки - это они, почтенные люди, то (в зависимости от эпохи) в напудренных париках, то с холеными бородами, то в мантиях, то в камзолах, то в сюртуках, то в пиджаках, сшитых по заказу в ателье "Индпошива" первого разряда. Их имена известны всем коллегам, их труды в первую очередь изучают историки.

Профессия этих людей - наука. И, конечно, большинство крупных открытий, большинство важных научных работ сделаны именно этими людьми. Но исключений из этого очень много. И очень часто, особенно в прошлом, крупнейшие открытия делались вовсе не профессиональными учеными (вспомним Грегора Менделя, с которого мы начали свой рассказ) или учеными, вовсе не "стоявшими у кормила". А с другой стороны, бывало, и, к сожалению, не так редко, что "стоявшие у кормила" своей деятельностью лишь тормозили естественное развитие науки. Предыстория развития генетики вплоть до начала нашего века - наглядное тому свидетельство.

Ведь если говорить об официальной академической науке, то в ней даже не было Менделя. Это теперь мы не можем себе представить 60-х годов прошлого века без Менделя. Но до 1900 года этого имени в науке не было. А то, что было, являло собой довольно грустную картину.

Еще в первой половине прошлого века официальная наука не признавала существования пола у растений. Почтенные немецкие профессора вроде Шельвера и Геншеля считали результаты Кельрейтера бездоказательными на том основании, что гибридизация растений вообще невозможна! А к самому концу прошлого века было только несколько натурфилософских теорий солидных профессоров. Эти теории, взлелеянные в тиши кабинетов, были чисто умозрительными и невероятно путаными. Они представляли собой сложнейшие построения из "идиоплазмы", "мицелл", "гемул", "биофор", "ид", "идантов", "детерминантов" и прочих абстрактных категорий. Держались все эти теории только на авторитете их создателей и держались совсем недолго.

А вдали от кабинетов и кафедр, независимо от них и часто вопреки им развивалась Наука по своим неизбежным законам. Прежде чем перейти к рождению менделизма, наметим основные вехи, которые привели к нему.

Хотя отдельные наблюдения накапливались с незапамятных веков, непрерывную линию развития идей и накопления фактов следует начинать с Й. Г. Кельрейтера, о котором мы довольно подробно уже говорили. Именно он окончательно доказал существование пола и оплодотворения у растений и возможность их гибридизации. Он же разработал методы скрещиваний, до сих пор применяемые и в научной работе и в практике селекционеров.

Академическая наука не хотела признавать выводы Кельрейтера. Но это вовсе не значит, что они оставались непризнанными. Растениеводы и селекционеры очень быстро обратили внимание на его работы и взяли методы Кельрейтера на вооружение. И кое-кто из растениеводов-практиков смог достичь выдающихся научных результатов. Особенно здесь нужно назвать английского растениевода и селекционера конца XVIII - начала XIX века Томаса Эндрью Найта, многолетнего президента Лондонского садоводственного общества. Помимо важных практических результатов, Т. Э. Найт, тонкий наблюдатель и пытливый исследователь, пришел к выводу, что сортовые отличия "рассыпаются" на отдельные мелкие признаки, которые далее разделить невозможно. Именно это открытие, сделанное полтораста лет назад в стороне от академической науки, и составляет основу наших современных представлений о корпускулярном характере наследственности.

Академическая наука не заметила фундаментальнейшего открытия Т. Э. Найта, но не прошел мимо него, например, М. Сажрэ, натуралист и ученый-агроном, член Парижского сельскохозяйственного общества. В 1825-1835 годах, в то время, когда академии еще спорили: есть пол у растений - нет пола у растений, он провел блестящие опыты по скрещиванию разных овощных культур и особенно тыквенных. В этих опытах он установил, что в первом поколении некоторые признаки родителей исчезают, чтобы вновь проявиться во втором поколении, то есть открыл явления доминирования и расщепления. М. Сажрэ отлично знал и работы Т. Э. Найта и труды Й. Г. Кельрейтера. Он даже защищал результаты работ Кельрейтера от нападок ученых профессоров.

Ш. Нодэн, наиболее близко подошедший к открытию законов наследственности, продолжал ту же линию и тоже отлично знал труды своих предшественников. Иначе он, разумеется, не достиг бы того, чего достиг.

И Мендель, конечно, не мог бы сделать свои открытия на голом месте. Он, тоже не бывший представителем академических кругов, знал работы всех перечисленных тружеников науки и развивал их дальше.

И как бы ни выглядели работы всех этих ученых с современной точки зрения, их имена навсегда останутся в истории науки. Не признанные при жизни, они становятся теперь все более и более известными.