Гносеологическая природа и пределы применимости физико-химических методов исследования

Теоретико-познавательное значение физико-химических методов в генетике заключается в том, что они на новом уровне первичных взаимодействий микрокомпонентов живых систем позволяют ввести в действие те колоссальные технические и методические средства, которыми вооружено современное экспериментальное исследование. Это прежде всего касается электронной микроскопии, дифференциального центрифугирования, микрорадиоавтографии и др.

Генетический материал изучается теперь с полным использованием преимуществ, которыми вообще обладает экспериментальный метод по сравнению с методами, основанными на простом наблюдении и сравнении явлений, не подвергающихся искусственной деформации в ходе исследования. Живые системы подвергаются в эксперименте целенаправленному испытанию во многократно варьируемых условиях, глубочайшему расчленению и изоляции от нарушающих влияний и т. п., причем все это сопровождается строгой контролируемостью и количественной измеримостью, которые и делают эксперимент основой точного исследования в генетике.

Физико-химическое исследование субмикроскопических структур и процессов живой клетки, составляющих основу наследственности и изменчивости, находится в настоящее время в той стадии, когда буквально каждый день приносит новые результаты, в том числе, кстати сказать, и в развитии самого этого вида эксперимента, в .ходе которого происходит не только совершенствование техники и методики аналитических способов исследования живых систем, связанных с разрушением целого, но и целостное изучение биологических процессов, прижизненный эксперимент. Последнее становится возможным благодаря прогрессу электронной микроскопии, применению метода изотопных индикаторов, парамагнитного резонанса, молекулярной спектроскопии и пр.

Хотя применение химических методов, приведшее к созданию биохимической генетики, а также определенных подходов и идей, способов исследования, заимствованных у физики, началось уже давно, качественно новые формы оно приняло лишь в последние десятилетия. "Успехи, достигнутые в последние годы в области познания элементарных основ ряда важнейших проявлений жизнедеятельности, отчетливо вырисовываются,- подчеркивает В. А. Энгельгардт,- как результат объединенных усилий представителей смежных наук. Химия закладывает тут необходимую первооснову, ибо без исчерпывающего знания первичной структуры биополимеров - белков и нуклеиновых кислот все дальнейшие исследования утрачивают в значительной степени свою отчетливость и достоверность. Молекулярная физика дает возможность истолковывать новые закономерности, определяющие высшие уровни структуры макромолекул; рентгеноструктурный анализ уточняет трехмерную, пространственную конфигурацию, а тонкие методы молекулярной генетики, энзимологии, электронной микроскопии и вирусологии обеспечивают возможность перехода от познания структуры молекул к углубленному истолкованию связи между этой структурой и биологическими функциями важнейших составных частей живой материи"^*.

^* (Энгельгардт В. А. Химия исследует живое. М., 1966. С. 32.)

Не останавливаясь подробнее на результатах применения физико-химических методов в генетике, поскольку по крайней мере важнейшие из них уже рассмотрены нами выше, сосредоточим все внимание на теоретико-познавательных проблемах, возникающих в связи с применением этих методов. Следует отметить прежде всего, что методологическое "переоснащение", особенно бурно развивавшееся в генетике в последние десятилетия и дающее значительные теоретические и экспериментальные результаты, сопровождалось не только известной модификацией, но зачастую и крутой ломкой некоторых традиционных понятий, качественными изменениями в понимании сущности и задач, характера научного исследования живых систем. Это находило (и находит еще и поныне, поскольку отмеченный выше процесс в науке не закончился) весьма противоречивое гносеологическое отражение, выражающееся в различной, а иногда и противоположной по существу своему философской интерпретации познавательного значения и сферы применимости новых методов.

Еще сравнительно недавно биология в целом безапелляционно зачислялась в разряд наук, которые не дают точного знания закономерностей. Соответственно полагалось, что экспериментальный метод не может получить в ней такого же применения, как, скажем, в физике, химии и др. Широкое и разветвленное распространение экспериментальных форм исследования живых систем, в особенности в последние десятилетия, сделало анахронизмом этот своеобразный вид агностицизма. Однако его рецидивы, выступая в разном обличье, в частности и в форме сомнения относительно возможности применения в исследовании живых систем физико-химических методов, длительное время давали о себе знать, да и сейчас еще полностью не преодолены.

В качестве общей философской основы отрицания эвристической эффективности применения новых методов является апелляция к качественной специфичности живых систем, определение которой никогда не было точным, но оно всегда просто противопоставлялось "ниже чем биологическим" формам движения материи. Отсюда возникла проблема так называемого "сведения" жизни, запрет которого понимался весьма упрощенно - в виде исключения физико-химических и других "неспецифических" методов из арсенала познавательных средств генетики.

Мы еще вернемся к обсуждению этого вопроса, а пока что отметим одну важную закономерность биологического познания, реализующуюся всякий раз, когда наблюдается абсолютизация качественной специфичности живых систем, имеющая целью исключить "экспансию" химии и физики в сферу их исследования.

Она состоит в том, что даже, если утверждается материалистическое понимание качественной специфичности живых систем, ее противопоставление физико-химическим процессам сопровождается рецидивами витализма, имеющего общую методологическую основу с механицизмом - метафизическое представление о качестве биологических систем и процессов, и сущности и путях ее постижения. Как и в случае с органической целостностью и особенностями детерминации генетических систем, здесь проявляется методологическая "дополнительность" механицизма и витализма, явственно обнаруживается необходимость диалектико-материалистических подходов.

Неовиталистические подходы (как натурфилософские, так и апеллирующие к ложно интерпретируемым экспериментам) составляют, разумеется, "периферию" науки, и обсуждение их увело бы нас в сферу метафизических мудрствований, далеких от основных методологических проблем современной генетики. Не касаясь их, рассмотрим поэтому проблемы более реальные, имеющие свое научное оправдание в связи со сложностью применения физико-химических методов в генетике.

Диалектика определяет здесь двуединую задачу: с одной стороны, открыть полный простор для интенсивного использования методов химии и физики в исследовании живых систем, а с другой - найти методологические принципы, указывающие формы их эффективного функционирования в познании сущности наследственности и изменчивости как явления биологического, ограничивающие, следовательно, эти методы рамками их действительной применимости в генетике.

Теперь уже трудно сомневаться в том, что эти теоретико-познавательные границы существуют, хотя они постоянно изменяются как в связи с усовершенствованием физико-химических методов, так и в результате развития самой генетики. Доказано, что хотя вся живая природа построена из тех же атомов, что и неживая, и нет никаких особых "витальных" элементарных взаимодействий, все же она не является просто чисто количественным усложнением молекулярной организации и химических процессов, имеющих место в неживой природе.

Еще Энгельс говорил, что "форма движения в органическом теле отличается от механической, физической, химической, содержа их в себе в снятом виде..."^*. Живые системы организованы таким образом, что некоторые их свойства оказываются необъяснимыми, если при этом стремиться просто сводить их к физике, химии и т. д., к элементарным формам и явлениям, разыгрывающимся в сфере молекулярных взаимодействий. Например, даже основные функции белков и нуклеиновых кислот осуществляются не в виде "чистого химизма", но в их клеточной организации, т. е. они протекают в структурных формах, специфичных для жизни.

^* (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 20. С. 597.)

Значит, и методы химии и физики могут быть эффективными в генетике в каком-то соответствующем "снятом виде"? Как это можно представить реально, имея в виду сам процесс их применения? Однозначного ответа на этот фундаментальнейший, на наш взгляд, и истинно философский, методологический вопрос наука пока не дала, а потому и здесь нам придется иметь Дело с рассмотрением различных (иногда противоположных) точек зрения. Диалектика определяет лишь общие "параметры", в которых осуществляется научное обсуждение проблемы, методологически правомочна та или иная точка зрения, но не их конкретное естественнонаучное содержание, поскольку и когда оно заключено в эти "параметры".

Конечно, диалектический подход оставляет за своими рамками не только неовитализм, но и модернизированные и "пересаженные" на новую почву различные формы неомеханицизма, представляемого теперь как "химицизм" или "физицизм" на молекулярном и квантово-механическом уровнях. Неприемлемой поэтому является точка зрения, которую, в частности, Б. Рассел выразил следующим образом: "Основания, хотя и не решающие, имеют тенденцию доказать, что все, отличающее живую материю, может быть сведено к химии и тем самым, в конце концов, к физике. Основные законы, управляющие живой материей, являются, по всей вероятности, теми же самыми, которые управляют и поведением атома водорода, а именно законами квантовой механики"^*. И далее: "Нет основания предполагать, что живая материя управляется другими законами, чем неживая материя, и имеются серьезные основания думать, что все в поведении живой материи может теоретически быть объяснено в терминах физики и химии"^**.

^* (Рассел Б. Человеческое познание. М., 1957. С. 68. (Курсив мой.- И. Ф.).)

^** (Рассел Б. Человеческое познание. М., 1957. С. 71. (Курсив мой.- И. Ф.).)

Эта неомеханицистическая точка зрения, хотя и направляется против витализма, постулирующего некую вневременную "сущность" (энтелехию и пр.), которая якобы и делает живую материю тем, что она есть, в отличие от простой суммы механических, физических и химических законов неорганической природы, однако, разумеется, она не учитывает "снятого вида" проявления этих законов, нового качества их действия в сфере жизни. Тем самым, по существу, исчезает сама проблема применения физико-химических методов, в частности в генетике, поскольку последняя попросту как бы "поглощается" химией и физикой.

Такой подход имел и имеет весьма большое распространение, и он, может быть, реже философски формулируется, но чаще проявляется практически, в ходе конкретного исследования. Инициатива здесь исходит, как правило, не от биологов, не от генетиков, понимающих всю сложность познания сущности жизни, наследственности и изменчивости как явления биологического.

Например, Э. Бауэр - один из пионеров широкого и оригинального применения физико-химических идей и подходов в биологии, разрабатывавший их и в методологическом плане под углом зрения диалектики,- ясно видел не только то, что "законы физики и химии сохраняют полную значимость и для живого существа"^*, но и то, что, вопреки мнению механистов, к ним не сводится полностью сфера жизни. Иначе, писал Бауэр, биология была бы "только прикладной физикой и химией, в научном же отношении она не могла бы внести ничего нового, так как она находила бы только подтверждение общих законов физики и химии в различных специальных случаях и при специальных условиях... Всевозможные указания на значимость законов неживых систем для живого существа не являются доказательством принципиального тождества обеих сторон. Заключение об их тождестве явно ошибочно. Если принять просто, как принцип, что между живыми и неживыми системами не может быть принципиального различия, то это будет положением, взятым a priori, из которого не могут быть выведены явления, происходящие в живых существах, и которое принадлежит к области так называемой "философии природы" в дурном смысле этого слова. Оно будет служить только препятствием для чисто научного познания закономерностей живых существ"^**.

^* (Бауэр Э. Физические основы в биологии. М., 1930. С. 7.)

^** (Бауэр Э. Физические основы в биологии. М., 1930. С. 7, 8.)

Далее Э. Бауэр философски углубляет свою критику механицизма, показывая, что он, в своей "ортодоксальной биологической форме, отрицает качественные скачки. В явлениях жизни он видит только несколько более усложненную физику и химию, не обладающую никакими специфическими законами, отличающими ее от физики и неорганической природы"^*. Конечный вывод таков: "Живая система не является только суммой ионов и молекул, но вследствие их особого расположения представляет совокупность, имеющую также свои особые закономерности. Таким образом,- заключает Э. Бауэр,- диалектике природы присвоено, что всякий закон природы, хотя и общедействителен, имеет ограниченную область применения"^**.

^* (Бауэр Э. Физические основы в биологии. М., 1930. С. 9.)

^** (Бауэр Э. Физические основы в биологии. М., 1930. С. 101.)

Сходные методологические позиции, но, правда, на других общефилософских основаниях, защищал в те годы и М. Гартман, который в более поздней своей работе выразил это следующим образом: "Биология не является примененной физикой и химией, но самостоятельной наукой, обладающей не только собственным объектом, но и своими особенными законами... Задачей каузального исследования в биологии не является сведение биологических процессов к физико-химическим, но обнаружение специфических законов сложного (комплекса), которые определяют сущность этих особенных, индивидуализированных тел природы"^*.

^* (Hartmann M. Die philosophischen Grundlagen der Naturwissenschaften (Erkenntnistheorie und Metnodologie). Jena, 1948. S. 211.)

Можно сослаться также на мнение еще одного крупнейшего в то время теоретика биологии, который впоследствии посвятил свою деятельность проблемам методологии научного познания, разработке общей теории систем,- Л. Берталанфи^*. Отвергая как витализм, так и механицизм, он считал, что "всякий органический процесс должен быть описан каузально"^**. Однако полное описание невозможно, по его мнению, методами физики и химии, и его необходимо расширить за счет целостного, системного рассмотрения (к его анализу мы еще вернемся в последующих разделах работы).

^* (См.: Bertalanffy L. Theoretische Biologie, Bd. I. Berlin, 1932; Bd. II. Bern, 1951.)

^** (См.: Bertalanffy L. Theoretische Biologie, Bd. I. Berlin, 1932; Bd. I. S. 10. Bern, 1951.)

Весьма четко формулировал свою точку зрения по данному вопросу Т. Морган. Он подчеркивал, что основное свойство экспериментального метода заключается в том, что "сложные явления анализируются в расчленении. Это может выполняться или путем наблюдаемых или открытых отношений в биологической плоскости, или путем разрешения проблемы в физико-химическом выражении"^*. К экспериментам, которые строго оставались на биологическом уровне, Морган относил исследования И. П. Павлова по условным рефлексам и анализ законов наследственности, находящих свое разъяснение в правилах поведения хросомом и исключениях из них. Придавая огромное значение этой форме экспериментальных исследований, он считал, однако, что "было бы больше, чем близорукостью, если бы биологи отказались от применения физических и химических знаний в разрешении их проблем, особенно когда биологическое изучение достигает такой стадии, в которой химические и физические анализы становятся возможными"^**.

^* (Морган Томас Гент. Экспериментальные основы эволюции. С. 192, 193.)

^** (Морган Томас Гент. Экспериментальные основы эволюции. С. 193.)

Точка зрения Т. Моргана характеризуется такими моментами, которые весьма отличают ее от механистического признания "беспредельности" сферы применимости химических и физических методов в биологии. "Современная биология,- писал он,- основывается на предположении, иногда в результате обширного опыта переходящем в убеждение, что свойства живых существ являются следствием их химического и физического составов и строения. Это не тождественно утверждению, что все свойства живых существ могут быть объяснены известными законами химии и физики; но что виды реакций, протекающих в живой материи, в такой же степени зависят от характера системы, в которой они происходят, как и реакции неживой материи в различных системах"^*.

^* (Морган Томас Гент. Экспериментальные основы эволюции. С. 193. (Курсив мой.- И. Ф.).)

Морган возражал "органицисту" Уайтхэду, считавшему, что обнаруживающийся интерес к сведению биологических явлений к физико-химическим неуместен или имеет подчиненное значение, потому что химия и физика, молекулы и атомы в организме - нечто отличное от их поведения или, по крайней мере, их "отношений" вне этой системы. "Это,- отмечал Морган,- означает, я полагаю, не то, что законы химии и физики здесь устраняются, но что появляются новые законы и отношения, и их-то и изучает биолог... Но если физики и придут к какому-нибудь общему соглашению и будут готовы предложить рабочую теорию относительно свойств материи в системах, с которыми имеют дело биологи, то последние, несомненно, охотно примут новую физику и используют ее в своей области..."^*

^* (Морган Томас Тент. Экспериментальные основы эволюции. С. 204-205. 207.)

В то время физики еще не были в состоянии предложить теорию, которая могла бы удовлетворить биологов хотя бы в качестве рабочей точки зрения. Это стало возможным, как известно, несколько позднее, когда не только сама физика, но и генетика проделала сложный путь развития, приведший ее к необходимости исследования материальных основ наследственности и изменчивости на молекулярном уровне. Однако движение в этом направлении началось и развивалось довольно интенсивно, получая далеко не однозначное по своей научной ценности методологическое, философское отражение.

Например, Н. Бор - особенно в ранних своих работах - попытался интерпретировать проблему применения физико-химических методов в исследовании структуры и функций живых систем, исходя из выдвинутого им философского обобщения принципа неопределенности как всеобщего "принципа дополнительности". Согласно этому последнему принципу, Бор рассматривал явления жизни как принципиально тождественные квантово-механическим процессам и полагал, что в случае совместного применения физико-химических методов и биологических возникает фундаментальное противоречие: с одной стороны, "ни один результат биологического исследования не может быть однозначно описан иначе, как на основе понятий физики и химии"^*, а с другой - жизнь есть "основной постулат биологии, не поддающийся дальнейшему анализу"^**.

^* (Бор Нильс. Атомная физика и человеческое познание. М., 1961. С. 37.)

^** (Бор Нильс. Атомная физика и человеческое познание. М., 1961. С. 37.)

Иначе говоря, физико-химические методы являются, по Бору, "дополнительными" по отношению к биологическим, т. е. они хотя и не противоречат им, но оказываются принципиально несовместимыми, взаимоисключающими. Правда, позднее Бор уточнил свою точку зрения, несколько изменив ее агностицистский характер, переместив, в частности, решение проблемы из постулативной, принципиальной плоскости в сферу практической действительности познания, сталкивающегося с такой степенью сложности живых систем как целостных образований, которая как раз и обусловливает "дополнительность" биологических и физико-химических методов.

По-иному к этому вопросу подошел Э. Шредингер^*, сосредоточивший все свое внимание именно на том, как с помощью методов новой физики можно описать явления жизни, исследовать механизмы наследственности и изменчивости, чтобы учесть одновременно их качественную специфичность, необычайную структурную и функциональную сложность. Разумеется, многое в представлениях Шредингера выглядит с сегодняшней точки зрения упрощенным и абстрактным, однако сама попытка систематического и углубленного сопоставления основных концепций, методов физики и биологии, в частности генетики, дала, может быть, больший эвристический эффект, чем какое-либо конкретное открытие в этой области.

^* (См.: Шредингер Э. Что такое жизнь с точки зрения физики? М., 1947.)

Исключительно плодотворной оказалась, например, постановка вопроса о возможности широкого применения квантово-механических принципов в исследовании процессов жизни. Шредингер выдвинул идею физического истолкования исключительно высокой упорядоченности организмов в их связи со средой, процессов саморегуляции и самовоспроизведения. Он развил своеобразный подход к исследованию генетических факторов на молекулярном уровне, считая, что определенные молекулярные структуры клетки - и прежде всего хромосомы - обеспечивают устойчивость, закономерное течение биологических процессов. "Удивительная способность организма концентрировать на себе "поток порядка", избегая таким образом перехода к атомному хаосу,- способность "пить упорядоченность" из подходящей среды, по-видимому, связана,- писал Шредингер,- с присутствием "апериодических твердых тел", хромосомных молекул. Последние, без сомнения, представляют наивысшую степень упорядоченности среди известных нам ассоциаций атомов (более высокую, чем у обычных периодических кристаллов) в силу той индивидуальной роли каждого атома и каждого радикала, которую они здесь играют"^*.

^* (См.: Шредингер Э. Что такое жизнь с точки зрения физики? М., 1947. C. 108, 109.)

Шредингер в своих смелых и плодотворных аналогиях не избежал многих механистических переупрощений (это касается в том числе и разделяемого им представления о материальном носителе жизни как "апериодическом кристалле"), а многие его конкретные решения (например, вопроса о причинах упорядоченности живых систем) были отчасти уточнены, а отчасти отброшены. Тем не менее заслуги его в этой новой и необычной для физика области бесспорны. Как отмечал А. А. Малиновский, "Шредингер своей обобщающей попыткой сделал большой шаг к введению в обиход биологии тех точных теоретических методов, которые давно свойственны физике, но (если не считать статистических методов обработки материала) только эпизодически и по большей части лишь в специальных работах пробивают себе дорогу в науке о жизни. Особенно следует подчеркнуть, что, несмотря на всю свою механистическую методологию, Шредингер.... приходит, как к центральному представлению, к диалектической мысли о специфическом, качественном отличии живого от неживого, хотя и ограничивает эту специфичность только пределами физической организации живого"^*.

^* (См. послесловие переводчика к кн.: Шредингер Э. Что такое жизнь с точки зрения физики? С. 137, 138.)

Механицизм, проявившийся во многих подходах и представлениях Шредингера, а также идеалистические ограниченности его общефилософских позиций вызвали резкую критику со стороны ряда генетиков, в частности Г. Мёллера и Дж. Б. С. Холдэйна. Однако они отметили прежде всего большую плодотворность для генетики идей и подходов, выдвинутых Э. Шредингером, так как эти идеи и подходы открывали перспективу ее развития на молекулярном уровне, перспективу исследований первичных взаимодействий, физико-химических основ наследственности и изменчивости живых систем.

Поскольку такая перспектива генетики не предусматривалась ее противниками, в частности Т. Д. Лысенко и его сторонниками, идеи Шредингера были подвергнуты ими самому резкому осуждению, причем их естественнонаучное содержание в общем-то и не рассматривалось критикой, поскольку считалось "достаточным", во-первых, того, что Шредингер защищал хромосомную теорию наследственности, а во-вторых, его идеалистических высказываний по ряду вопросов, выходящих за рамки обсуждения этой теории.

В докладе на августовской сессии ВАСХНИЛ 1948 г. Т. Д. Лысенко как бы походя, вскользь, считая существо вопроса не заслуживающим серьезного анализа, упомянул лишь, что "истинную идеологическую подоплеку морганистской генетики хорошо (невзначай для наших морганистов) вскрыл физик Э. Шредингер"^*. Сославшись далее на его книгу, Т. Д. Лысенко привел из нее только то, что отражает ложные общефилософские позиции Шредингера, совершенно не касаясь его идей, связанных с применением физических методов в биологии и генетике. Это и неудивительно, так как отнюдь не эти идеи и не сам по себе Шредингер интересовали в то время Т. Д. Лысенко. Найти возможность лишний раз опорочить точку зрения "наших морганистов" - вот что было главное. Не случайно поэтому основным объектом критики стал в докладе Т. Д. Лысенко не Шредингер, а переводчик его книги и автор послесловия А. А. Малиновский, но опять-таки в данном случае постольку, поскольку (и это Т. Д. Лысенко специально отмечал в своем докладе) последний являлся научным сотрудником лаборатории Н. П. Дубинина.

^* (О положении в биологической науке: Стеногр. отчет сессии ВАСХНИЛ. 31 июля - 7 августа 1948 г. С. 14.)

Сказанное выше, разумеется, делает излишним всерьез рассматривать все то, что было приведено Т. Д. Лысенко в качестве "аргументов". Да и вряд ли они вообще поддаются такому рассмотрению, если их содержание сводится к следующим парадоксальным изречениям: "Так как я не физик, то не стану говорить о методах физики, объединенных Шредингером с биологией. Что же касается биологии в книге Шредингера, то она доподлинно морганистская, и это-то, собственно, и вызывает восхищение Малиновского"^*. А далее следует "вывод": "Восторги, источаемые автором послесловия по адресу Шредингера, весьма красноречиво говорят об идеалистических взглядах, позициях в биологии наших морганистов"^**.

^* (О положении в биологической науке. С. 18.)

^** (О положении в биологической науке. С. 18.)

Здесь, что называется, "за чем пошел, то и нашел". Не найдена только истина, да и вряд ли ее можно было найти, учитывая общее отношение Т. Д. Лысенко к познавательным возможностям физико-химических методов в биологии. Позиции его, приведшие в практической сфере к тому, что исследования в этой области на протяжении ряда лет всячески тормозились, теоретически выражались в простой, в сущности, и внешне "диалектически обоснованной" форме, остававшейся неизменной, несмотря на все успехи и достижения, вызванные применением физико-химических методов в анализе молекулярных взаимодействий живых систем: жизнь - специфическая форма движения материи, имеющая законы, качественно отличные от физических и химических; биология, изучающая эти законы, пользуется присущими ей методами, а все остальное - дело физиков, химиков, но не биологов; утверждать другое - значит впасть в механицизм.

Эти позиции Т. Д. Лысенко сформулировал еще в те времена, когда физика и химия были в значительной мере "отгорожены" от биологии, и с тех времен они получили у него характер своеобразного методологического предрассудка. Правда, в "Теоретических основах яровизации" (1935 г.) он еще лишь намечал формулировку этих позиций и потому не исключал биологического значения физико-химических методов, считая, что "открыть биофизику и биохимию стадийных процессов - это значит открыть биофизику и биохимию самых интимных процессов жизни растительной клетки. Эта труднейшая задача будет в свое время разрешена. Но к ней ведет сложный путь познания"^*. Осуждая далее тех исследователей, которые "упрощенчески представляют себе эту задачу", полагая, что изменения в химической реакции растения, находящегося на той или иной стадии развития, вскрывают "последнюю сущность жизни", Т. Д. Лысенко утверждал: "Мы за изучение химических, физических, морфологических и: всяких других индикаторов стадийного развития. Но мы против того, чтобы к этим индикаторам сводить сущность стадийного развития.

^* (Лысенко Т. Д. Агробиология. С. 4.)

И мы прежде всего за изучение биологии развития, за изучение в развитии того, что образует специфику биологических отношений. Так же как нелепо было бы говорить, что если у рака-отшельника и актинии не изучена их физико-химия, то еще не изучена сущность их взаимоотношений, так же нелепо изучение биологии стадийных процессов не считать изучением их сущности"^*.

^* (Лысенко Т. Д. Агробиология. С. 5.)

Как видим, уже и здесь наблюдается определенное противопоставление физико-химических методов биологическим, и это делается в их отношении к сущности, специфике живых систем. С годами это противопоставление практически все более углублялось, хотя на словах утверждалось порой иное, причем в свойственной Т. Д. Лысенко весьма агрессивной форме. Так, уже в 1958 г. он писал: "Недруги прогресса в науке силятся доказать, что мичуринской биологии якобы принципиально чуждо использование различных физических и химических факторов, а также использование близкородственного разведения растений и животных. Между тем именно с позиций мичуринской биологии, на основе выявленных ею биологических закономерностей можно рационально и все с большей и большей пользой для практики применять как различные физические и химические средства воздействия на живые объекты, так и близкородственное разведение растений и животных"^*.

^* (Лысенко Т. Д. За материализм в биологии // Вопр. философии.1958. № 2. С. 107, 108.)

Казалось бы, ничто не мешало подтвердить это практически, в ходе конкретных экспериментальных исследований. Однако для этого надо было преодолеть годами накапливавшиеся научные предрассудки и предубеждения, посмотреть, что делается вокруг "мичуринской биологии", и объективно оценить все это без того, чтобы заранее наклеивать ярлык "механицизма" и "идеализма" на результаты физико-химических исследований наследственности и изменчивости в рамках хромосомной теории. Чтобы убедиться в нереальности таких предположений, обратимся к дискуссии, развернувшейся на расширенном заседании Президиума и Отделения биологических наук АН СССР 20 января 1959 г. между Н. Н. Семеновым и Т. Д. Лысенко.

Н. Н. Семенов в своем выступлении прямо поставил вопрос о том, что "некоторые ученые, говоря очень много о необходимости использования химии и физики в познании биологических процессов и отмечая даже некоторое отставание в этом вопросе, вместе с тем полагают, что физико-химические методы неприемлемы для понимания тех областей, которые затрагивают основы биологии, например механизма наследственности"^*. Считая, что полезность этих методов как раз и заключается в возможности и необходимости их вторжения в самые интимные сферы жизни, Н. Н. Семенов подчеркивал вместе с тем, что "биологии свойственны свои закономерности, и все они интегрально выражают сложные взаимосвязанные химические процессы в организме... Конкретное понимание физико-химических процессов в организме в наибольшей степени будет способствовать установлению истинной природы интегральных биологических закономерностей и тем содействовать развитию теоретической биологии и нахождению практических методов применения ее в сельском хозяйстве и медицине. Без конкретного знания химических взаимодействий в организме трудно понять закономерности этого организма. Вряд ли можно развивать биологию только чисто биологическими методами. Несмотря на сложность связей в организме, изолированные физико-химические функции можно изучать в целом организме"^**.

^* (Семенов Н. Н. О соотношении химии и биологии // Вонр. философии. 1959. № 10. С. 95.)

^** (Семенов Н. Н. О соотношении химии и биологии // Вонр. философии. 1959. № 10. С. 95, 96.)

Н. Н. Семенов отмечал, что сущность биологических процессов нельзя выяснить на основе обычных химических понятий, что "живая материя имеет некоторые дополнительные новые физико-химические свойства, не встречающиеся пока в том комплексе видов материи, которые нам знакомы в неживой материи. Я не думаю, что живое является просто сложной комбинацией тривиальных физико-химических процессов, хорошо известных нам из физики и химии. Это было бы грубо механистической точкой зрения"^*. Рассматривая другую сторону данного вопроса, он говорил, что "эти новые физико-химические свойства живой материи могут быть изучены и поняты путем применения обычных или вновь для этого разработанных физико-химических методов и теорий. Сомневаться в этом - значит перейти от материалистических позиций к витализму, к признанию какой-то особой жизненной силы"^**. В своих полемических высказываниях Н. Н. Семенов, имея в виду позиции Т. Д. Лысенко и его сторонников, говорил о том, сколь отрицательно и вредно не искать, а закрывать новые пути в познании сущности жизни, "а это делают те, кто кладет пределы проникновению химии в суть биологических принципов, в частности отрицает самую возможность существования физико-химического аппарата наследственности"^***.

^* (Семенов Н. Н. О соотношении химии и биологии // Вонр. философии. 1959. № 10. С. 96.)

^** (Семенов Н. Н. О соотношении химии и биологии // Вонр. философии. 1959. № 10. С. 96.)

^*** (Семенов Н. Н. О соотношении химии и биологии // Вонр. философии. 1959. № 10. С. 98.)

Отвечая Н. Н. Семенову, Т. Д. Лысенко представил дело так, будто вообще разногласия по вопросу о взаимоотношениях биологии с химией и физикой, о соотношении их методов сводятся лишь к разнице в методологических акцентах, причем несогласную с ним позицию он "упростил" до такой степени, которая легко позволяла ему перейти, что называется, в контратаку. Сразу же после обвинения руководителей Академии наук (А. Н. Несмеянова, А. В. Топчиева и др.) в том, что у них "установился какой-то особый, неверный, неквалифицированный взгляд" на биологическую науку, Т. Д. Лысенко посоветовал "разобраться в вопросе и в конечном итоге узнать, что такое биологическая наука и чем она должна заниматься. Нельзя же биологическую науку, ее стержень, сводить только к отдельным химическим и физическим процессам, протекающим в живых, телах"^*.

^* (Лысенко Н. Н. К вопросу о взаимоотношениях биологии с химией и физикой//Вопр. философии. 1959. № 10. С. 103.)

Кто так ставил вопрос, Т. Д. Лысенко не пояснил, как не посчитался он и с тем, что было сказано об этом Н. Н. Семеновым. Это, однако, не остановило его в последующем полемическом "разъяснении" своих позиций. "Изучать химию и физику живых тел,- сказал он,- очень важно и необходимо, и ни одному здравомыслящему человеку даже не может прийти в голову мысль, что не надо изучать химию и физику живых тел. Я полностью согласен с тем, что без соответствующего развития химии и физики сама биология как наука была бы невозможна. Но это не означает, что биология как наука сводится только к химии и физике живого. Больше того, несмотря на всю важность изучения химии и физики живых тел, этот раздел не является костяком биологической науки"^*.

^* (Лысенко Н. Н. К вопросу о взаимоотношениях биологии с химией и физикой//Вопр. философии. 1959. № 10. С. 103.)

Наиболее резкие возражения, однако, вызвало у Т. Д. Лысенко даже предположение о возможности физико-химического познания наследственности. "Неужели академику Н. Н. Семенову и некоторым другим не ясно,- восклицал он,- что имеется много примеров, свидетельствующих о том, что далеко не все материальное, реально существующее, укладывается в рамки законов химии и физики? Неужели нет специфических биологических объективных законов? Все в мире можно познать и многое нужно изучать, но разными способами, в зависимости от объектов и целей изучения. Искать же химикам и физикам в живом теле какое-то специфическое химическое вещество наследственности бесполезно. Такого вещества не существует и не может существовать. Вещество наследственности - это миф, выдуманный метафизикой, или это дух, отдельный от тела, выдуманный идеалистами"^*.

^* (Лысенко Т. Д. К вопросу о взаимоотношениях биологии с химией и физикой. //Вопр. философии. 1959. № 10. С. 104.)

Так практически обернулось у Т. Д. Лысенко "признание" значения исследований "химии и физики живого", когда речь зашла о генетике. Видимо, вряд ли нужны здесь какие-либо комментарии, напоминания об исследованиях физико-химической природы и генетической роли ДНК и пр. Посмотрим лучше, как завершился этот парадоксальный цикл взаимоисключающих утверждений: "Здесь заявляли, что Лысенко и Презент ставят границы для науки химической, физической, биологической и т. п. Это неверно. Я неоднократно говорил и писал, что живые тела нужно изучать и биологам, и химикам, и физикам, и многим другим, кому это требуется. Но необходимо, чтобы каждый изучал свое и не подменял изучение одного изучением другого. Биологические закономерности - это не физические, и не химические, и не математические закономерности, а именно биологические. Мы прекрасно отдаем себе отчет, что ни один биологический процесс не может проходить и не проходит иначе, как только через химические превращения вещества и через физическое движение. Химические превращения, идущие в физиологических процессах, и нужно изучать химикам, и изучать как можно шире и глубже. Физическое движение, при посредстве которого тоже проходят биологические, физиологические процессы, физикам следует также шире и глубже изучать. Вот о чем идет речь, а не о том, что для науки ставятся границы"^*.

^* (Лысенко Т. Д. К вопросу о взаимоотношениях биологии с химией и физикой. //Вопр. философии. 1959. № 10. С. 105, 106.)

Таким образом, "признание" значения для биологии физико-химических методов утверждалось Т. Д. Лысенко в форме жесткого разграничения исследовательских задач этих наук. И не случайно он постоянно говорил именно об изучении "физики и химии живого", но не об их методах в специфически биологическом применении. Качественная специфичность живых систем выступала в его понимании как нечто противостоящее физико-химическим процессам, исключающее исследовательское (не концептуальное) сведение к явлениям, образующим его.

Теперь уже стало тривиальным фактом положение о том, что качественная специфичность живых систем действительно не поддается непосредственному сведению к физико-химическим и тем более механическим законам.

Но значит ли это, что именно так надо понимать применение физико-химических методов, в частности в генетике? Между тем в таком упрощенном виде и представляют дело противники этих методов.

Однако наука уже дала свой ответ на этот вопрос, и он исключает какие-либо реальные основания для сомнений на данный счет. Новые методы оказываются эффективным средством биологического исследования, закономерным результатом взаимодействия наук и внутреннего развития, эволюции эксперимента и других форм познания в их биологическом применении. Речь идет, следовательно, не о механическом сведении высшего к низшему, а об изучении глубинных процессов, "деталей" строения и функционирования живых систем, без чего их качественная специфичность оказывается мистической сущностью, не доступной опытному познанию. Таков общий ответ науки, и он полностью согласуется с философским материализмом, если при этом имеется в виду его диалектическая, а не метафизическая форма, ограничивающая рамки биологических поисков и обобщений, ориентирующая на догматические "запреты" там, где их ни в коем случае не должно быть.

Диалектический подход позволяет научно определить сферу и формы применимости физико-химических методов в генетике, исходя из анализа меры сводимости явлений высшего порядка к низшим. Важна при этом правильная трактовка самого понятия сводимости. Как подчеркивает Б. М. Кедров, "механисты употребляют его в смысле отрицания качественной специфики высшей формы движения, полного ее исчерпания свойствами и законами низшей формы... Совершенно отличный смысл в то же самое слово вкладывают ученые, когда они устанавливают структурные и генетические связи между высшим и низшим. Высшее не исчерпывается низшим, но сводится к нему в структурном и генетическом отношении... В этом же - структурном и генетическом - смысле жизнь сводится к химии и физике, поскольку биологическое движение возникает и образуется из химического и физического, хотя и не исчерпывается ими в качественном отношении. Ничего механистического в этом признании нет, как бы нас ни пытались уверить в этом акад. Лысенко и его последователи.

Отсюда следует вывод: не надо поддаваться гипнотизированию со стороны тех, кто вздумал запугивать читателей словом "сводится", которое якобы свидетельствует уже само по себе о механицизме. В каждом случае нужно разобраться конкретно, что именно имеется здесь в виду: отрицание ли специфики, качественного своеобразия живого - тогда это действительно механицизм, или же признание структурной и генетической связи высшей формы движения (биологической) с низшими (химической и физическими) - тогда это прогресс науки, проникновение в подлинную сущность жизни, в ее физико-химическую основу"^*.

^* (Кедров Б. М. Взаимодействие наук и некоторые философские вопросы биологии // Актуальные вопросы современной генетики. С. 543, 544.)

Естественно, что в связи с этим требует своего определения вопрос о том, какое знание мы можем сегодня считать биологическим. Теряет ли биологическое познание свою специфику в связи с применением, например, физико-химических методов в исследовании жизни? Отнюдь нет.

Даже сугубо специальный анализ физико-химических процессов будет иметь биологическое значение (независимо от того, подвергается ли такому анализу действительный биологический объект), если он органически включен в комплекс более общих задач, реализация которых ведет к выяснению структуры и функций, законов живой материи.

Современное биологическое знание не является однородным. Оно достигается в качестве интегрального результата весьма специализированной информации, получаемой из различных по своей природе источников. И нелепо было бы противопоставлять их, объявляя "незаконными" те, которые в своем непосредственном выражении не имеют "специфически биологической" формы. Это целиком относится к применению физико-химических методов в генетике. И здесь они получают специфически биологическое значение, поскольку оказываются органически включенными в комплекс общих задач, реализация которых ведет к выяснению одного из основных качеств живых систем - наследственной устойчивости и изменяемости их структур и функций.

Перед методологией биологической науки возникает, однако, вопрос, на какой стадии исследования, с учетом каких сторон объекта происходит интеграция, приводящая к биологическому знанию? И здесь первостепенное значение приобретает проблема структурной организации и уровней живой материи, с учетом которых и определяется, следовательно, мера сводимости биологических процессов к физико-химическим там, где в этом есть необходимость, где такое сведение оказывается эвристически эффективным для познания скрытых механизмов этих процессов.

Интеграция достигается в "узловой линии меры", прямо и непосредственно связанной с определенным уровнем организации физико-химических процессов, в которой обнаруживаются основные свойства, присущие живым системам.

Несколько по-иному обстоит дело, когда речь идет о самом применении физико-химических методов исследования. Здесь, как уже говорилось, не имеет непосредственного значения качественная специфичность процессов, изучаемая с их помощью. Последняя обязательна в выводах, но не в самом исследовании. И это, с одной стороны, позволяет говорить о безграничности биологического значения физико-химических методов, а с другой - о наличии определенных пределов их применимости, обусловленных гносеологической природой таких методов.

В генетике это отчетливо проявляется в том, что физико-химические методы получают безграничное применение в исследовании субстрата и функций наследственного материала на молекулярном уровне, но такое исследование, сколь бы детализированным оно ни было, не охватывает полностью всех свойств этого материала и тем более явления наследственности и изменчивости в целом. Разумеется, и в данном случае речь не идет о простом изучении "физики и химии живого", так как физико-химическое исследование генетических процессов с необходимостью должно учитывать качественно-специфическую организацию этих процессов независимо от уровня, на котором она рассматривается.

Это значит, следовательно, что физико-химические методы, подобно тому как это имеет место и в случае методов генетического анализа, взятого в "чистом виде", должны получить некоторое "дополнение", обогатиться новыми подходами, чтобы эффективно функционировать на молекулярном и - в особенности - на более высоких в структурном отношении уровнях. Разумеется, можно и здесь говорить о развитии физико-химических методов в их применении к анализу генетических проблем, касающихся высших уровней организации живой материи. Однако это означало бы чрезмерно расширять их значение, гипертрофировать те существенные, но не единственные элементы, стороны объекта, познаваемые с их помощью.

Хотя, как отмечал М. В. Волькенштейн, "диалектико-материалистическое понимание проблемы перспективно и оптимистично" и, по его мнению, "объединение биологии с физикой и химией обещает объяснение всех основных явлений жизни", он, как и многие другие ученые, ясно видит вместе с тем, что "исследование этой территории только начинается. На карту нанесены отдельные контуры, но размеры белых пятен неизмеримо больше, чем размеры изученных областей. А что таится там, дальше, за геркулесовыми столпами?"^*.

^* (Волькенштейн М. В. Молекулы и жизнь: Введение в молекулярную биофизику. М., 1965. С. 18, 481.)

Вряд ли на этот вопрос можно ответить, исследуя "белые пятна", в частности в генетике, лишь с помощью одних физико-химических методов, какое бы развитие они ни получали. "Решающие успехи в биологической науке, если речь идет о физике и химии живого, не могут быть достигнуты,- писал Г. М. Франк,- лишь рассмотрением молекулярных явлений, а требуют проекции и на следующие, более сложные этажи организации и системы явлений. Сейчас вряд ли нужно спорить о примате того или иного подхода. Не вызывает сомнений, что решающие результаты будут получены не в области молекулярно-биологических или, наоборот, цитохимических или цитологических исследований в узком смысле слова, но лишь при широком сочетании обоих подходов и создании комплексных представлений о закономерностях жизнедеятельности клетки с обязательным рассмотрением химической и физической сторон явлений"^*.

^* (См. предисловие Г. М. Франка к кн.: Структура и функции клетки. М., 1964. С. 6.)

Не обсуждая пока что вопроса о соотношении отдельных ("традиционных" и новых) методов генетики, рассмотрим гносеологические особенности тех подходов, которые позволяют с качественной и количественной сторон "дополнить" физико-химические методы. Эти подходы ближе подводят генетическое познание к сущности наследственности и изменчивости организмов, их специфических особенностей, связанных с особой формой структурно-функциональной организации. Они ориентируют познание не только на сведение, но и выведение, синтез элементов в исследовании расчлененного целого, его связей и отношений.