Гуманистические и социально-этические проблемы генной инженерии

Возникновение генной инженерии обычно датируется началом 70-х годов, когда группа ученых Стэнфордского университета (США) во главе с П. Бергом, впоследствии нобелевским лауреатом, разработала методику конструирования гибридных молекул ДНК. Впрочем, еще в 60-е годы в экспериментах вирусолога Р. Хюбнера и медика Э. Льюиса, проведенных в лабораториях Национального института аллергии и инфекционных болезней (США), были обнаружены гибриды молекул опухолеродного вируса SV₄₀ и аденовируса. При этом, в отличие от самого по себе вируса SV₄₀, вызывающего опухолевую инфекцию у обезьян, гибридные молекулы были в состоянии воспроизводиться и в человеческих клетках. Иными словами, впервые выяснилось, что биосоединение, полученное в лаборатории, может оказаться новым патогеном, представляющим неведомую ранее опасность для человеческого организма.

Методика, разработанная П. Бергом, позволяла конструировать гибридные молекулы, состоящие из сегмента бактериального вируса (бактериофаг лямбда), к которому добавлялись бактериальные гены, кодирующие фермент, необходимый для синтеза галактозы и вируса SV40. Предполагалось, что, будучи введена в бактериальную или животную клетку, такая молекула может вызвать у своего нового хозяина опухолевую инфекцию. Методика была основана на применении ферментов, позволяющих, во-первых, рассекать молекулы ДНК в строго определенных местах и, во-вторых, сшивать отдельные участки ДНК в единое целое. В целом генная инженерия представляет собой систему экспериментальных методов, позволяющих создавать искусственные генные структуры, которые получили название рекомбинантных (гибридных) молекул ДНК.

Анализируя ход событий, приведших к возникновению генной инженерии, академик А. А. Баев отмечает, что она "не принесла с собою нового видения биологических явлений, новых познавательных идей и необходимости ломки сложившихся представлений... Понимание природы наследственности и ее проблематика остались прежними, изменились коренным образом возможности проникновения в глубь явлений, был найден как бы ключ к крепко замкнутой двери, и на какое-то время исследование получило свободу поступательного движения. Приходится лишь удивляться тому, что столь относительно малый методический шаг, как открытие и применение... фрагментирующих и сшивающих ферментов, привел к необыкновенному расширению экспериментальных возможностей"^*.

^* (Баев А. А. Современная биология как социальное явление // Вопр. философии. 1981. № 3. С. 19.)

Перспективы, открываемые генной инженерией, оказываются весьма двойственными. С ее помощью человечество уже может или в близком будущем сможет в неограниченном количестве получать бывшие ранее труднодоступными медикаменты (инсулин, человеческий гормон роста, интерферон, многие антибиотики и пр.). Методы этой науки помогут осуществить заветную мечту растениеводов - придать сельскохозяйственным растениям такие свойства, как устойчивость к болезням и паразитам, морозо- и засухоустойчивость, способность усваивать азот из воздуха, что сделает ненужным производство дорогостоящих азотных удобрений. И, наконец, именно от генной инженерии мы можем ожидать избавления людей от наследственных болезней путем замены патологических генов нормальными. Уже сейчас во многих лабораториях мира ведутся работы по применению методов генной инженерии для пищевой и химической промышленности.

Генная инженерия в кратчайший срок вышла на путь промышленного и вообще практического применения. Если обычно практическое использование результатов фундаментальных исследований растягивается на многие годы и десятилетия, то в данном случае этот процесс, по оценке А. А. Баева, занимает не более десяти лет. Уже возникает индустрия ДНК: начиная с 1976 г. в США, Франции, Англии, Японии, Швейцарии и других странах создаются компании, ставящие целью развитие производственных процессов, основанных на технологии генной инженерии^*. В 1985 г. таких фирм насчитывалось уже более ста^**. По другим сведениям, только за период с 1979 по 1981 г. возникло 150 биотехнологических фирм^***. По данным Ш. Кримски, в 1980 г. общий капитал четырех ведущих фирм в области генной инженерии ("Цетус", "Дженэнтек", "Байодзен" и "Дженекс") превышал 500 млн долларов^****. Возможности, открываемые генной инженерией перед человечеством как в области фундаментальной науки, так и во многих других областях, в частности в ее прикладном значении, поистине безграничны. Об этом сейчас много пишут, не всегда, правда, соблюдая разумную осторожность и научную обоснованность в прогнозах и не придавая особого значения опасностям, подстерегающим на этом пути.

^* (Баев А. А. Современная биология как социальное явление. С. 21-23.)

^** (Daly P. The Biotechnology Business. A. Strategic Analysis. L.; Totowa (N. Y.), 1985. P. 16.)

^*** (Dickson D. The New Politics of Science. N. Y., 1984. P. 75.)

^**** (Crimsky Sh. Genetic Alchemy. The Social History of the Recombinant DNA Controversy. Cambridge (Mass.); L., 1982.)

Чрезвычайно важно, однако, обратить самое серьезное внимание на другую сторону генной инженерии - на ее потенциальную угрозу для человека и человечества. В самом деле, поскольку манипуляции, лежащие в основе ее методов, затрагивают самые интимные механизмы генетических саморегулирующихся процессов и в конечном счете самой жизни, ясно, что молекулярные биологи достигли края страшной экспериментальной пропасти. Ведь даже простая небрежность экспериментатора или его некомпетентность в мерах безопасности могут привести к непоправимым последствиям, представляющим серьезную угрозу для всего человечества.

Еще больший вред могут принести эти методы в руках разного рода злоумышленников и при использовании их в военных целях. Глобальный характер существующей опасности обусловливается прежде всего тем, что организмы, с которыми чаще всего проводятся эксперименты, имеют широкую естественную распространенность и обладают способностью к обмену генетической информацией со своими "дикими" собратьями. Эта проблема приобретает исключительно серьезное значение ввиду того, что в результате подобных манипуляций возможно создание организмов с совершенно новыми генетическими качествами, ранее не встречавшимися на Земле и эволюционно не обусловленными. Последствия такого рода экспериментов предсказать невозможно.

Все это вызвало серьезнейшую озабоченность у прогрессивных ученых и чрезвычайно бурные дискуссии о возможностях и условиях проведения экспериментов в области генной инженерии. Острота дискуссий во многом объяснялась тем социальным ко текстом, в котором начались эксперименты с рекомбинантными молекулами ДНК, в частности в США. То были годы, когда широкие круги американской общественности в самых разнообразных формах выражали протест против участия страны в войне во Вьетнаме. В антивоенном движении активно участвовали и некоторые объединения ученых. Для деятелей науки особенно остро стоял вопрос о борьбе против использования в этой грязной войне результатов проводимых ими исследований.

Н. И. Вавилов, Т. Морган, Н. В. Тимофеев-Ресовский в США, 1932 г.

Атмосфера была накалена и вследствие таких событий внутри США, как массовые выступления студентов, волнения в университетских городках и т. п. Здесь также видное место занимали вопросы о социальной ответственности ученых, о том, кому реально служит и кому должна служить наука. Американский историк науки Ш. Кримски в работе "Генетическая алхимия. Социальная история споров вокруг рекомбинантной ДНК" отмечает, что некоторые участники дискуссий об экспериментах с гибридными молекулами "проводили параллели между технологией сращивания генов и ранними годами применения атомной энергии. Секретность, окутывавшая развитие ядерного арсенала, была существенным источником вины и замешательства для некоторых членов научного истеблишмента. Поэтому тот период стал эффективной точкой отсчета для рассмотрения политических вопросов, связанных с использованием технологии рекомбинантной ДНК"^*.

^* (Crimsky Ch. Genetic Alchemy. P. 17.)

Дискуссии развернулись вокруг двух проблем. Первая из них - это потенциальные опасности экспериментирования с гибридными молекулами. Вторая, более широкая - возможные социальные последствия практического применения генной инженерии.

Начало дискуссиям положила обеспокоенность ряда исследователей в связи с намечавшимся экспериментом по введению ракового вируса SV₄₀, вызывающего опухоли у мышей и хомяков, в бактерию кишечной палочки, постоянно обитающую в кишечнике человека. В естественном виде и этот вирус, и эта бактерия безвредны для человека. Однако вызывало тревогу то, что с течением времени новая бактерия может оказаться за пределами экспериментальной установки и внести свой раковый груз в живаю клетку человека. Поэтому П. Берг, в лаборатории которого должны были проводиться эксперименты, решил временно отказаться от них. Попытки исследователей оценить вероятность возникновения "раковой эпидемии" оказались неудачными ввиду отсутствия необходимой для этого информации.

В 1974 г. группа исследователей во главе с П. Бергом обратилась к ученым всего мира с призывом наложить мораторий на научные исследования в двух наиболее опасных направлениях, вплоть до созыва международной конференции. Во-первых, предлагалось воздержаться от экспериментов по связыванию с бактериальными плазмидами^* генов, кодирующих факторы сопротивления антибиотикам, и генов, кодирующих токсины. Во-вторых, предлагалось не проводить эксперименты по связыванию сегментов ДНК онкогенных или других животных вирусов, поскольку ученые не знали, могут ли эти вирусы оказаться опухолеродными. Помимо этих двух классов экспериментов, рекомендовалось проявлять особую осторожность при проведении "экспериментов дробовика", суть которых состоит в присоединении наугад к бактериальной плазмиде различных фрагментов ДНК животных и во введении этой плазмиды в бактерию. Опасность подобных экспериментов усматривалась в том, что многие типы ДНК животных содержат последовательности нуклеотидов, аналогичные онкогенным вирусам.

^* (Плазмиды - мелкие кольцевые структуры ДНК; они находятся вне хромосом, могут быть соединены с бактерией и размножаться в клетке ее хозяина.)

Этот решительный призыв к научному сообществу по вопросам саморегулирования научной деятельности поддержали многие ученые во всем мире. В Англии была создана комиссия по изучению опасности экспериментов в области генной инженерии; результатом ее работы явилось запрещение Медицинским исследовательским советом Великобритании подобных экспериментов. Такой призыв исследователей к коллегам о временной приостановке чрезвычайно перспективных работ в быстроразвивающейся области знания не имел прецедентов. (В этой связи можно напомнить об обращении группы ученых - специалистов по ядерной физике во главе с Л. Сцилардом. Тогда, однако, речь шла об ограничениях лишь на публикацию результатов, а не на сами исследования.) Впрочем, некоторое время спустя П. Берг заметил, что, выступая с призывом о моратории, авторы письма не думали о социальной ответственности ученых: "Это был просто один из возможных способов рассказать другим о том, что мы думаем по данному поводу, и попросить их, в свою очередь, также поразмыслить об этом"^*.

^* (Цит. по: Bennet W., Gurin G. Science that frightens scientists. The great debate over DNA - Analitic. Boston, 1977. Vol. 239, N 2. P. 49.)

Комментируя этот призыв, академик В. А. Энгельгардт писал: "Трудно сказать, все ли мотивы, побудившие к подобному обращению, отражены в его тексте. Но несомненно, что ... привлечение такого внимания к проблемам, затронутым в обращении ученых, является весьма своевременным и необходимым... Однако одно ясно уже теперь: главная угроза заключается не в самих опытах как таковых, а в том, чтобы они не стали предметом оперирования в руках людей легкомысленных и беспечных или же в руках злонамеренных элементов. Против этих опасностей и должны быть направлены первоочередные усилия"^*.

^* (Энгельгардт В. А. Две стороны молекулярной инженерии//За рубежом. 1974. № 36. С. 20.)

Призыв к мораторию вызвал небывалый резонанс в широких кругах общественности. Как пишут американские авторы У. Беннет и Дж. Гурин, впервые в истории науки широкому обсуждению был подвергнут вопрос чисто научного характера, затрагивающий не проблемы использования достижений науки, а целесообразность и правомерность самого продолжения исследований в определенном направлении^*. В США и Англии появились публикации, смысл которых сводился к тому, что если сами ученые решили отказаться от некоторых экспериментов, то вообще все исследования по генной инженерии чрезвычайно опасны.

^* (Bennet W., Gurin G. Science that frightens scientists: The great debate over DNA - Analitic. Vol. 239, N 2. P. 43-44.)

Мораторий, как считается, соблюдался в течение восьми месяцев, до конца февраля 1975 г., когда состоялась Международная конференция в Асиломаре (г. Пасифик Гроув, Калифорния, США), на которой 140 ученых из 17 стран мира, в том числе из Советского Союза, обобщили научные достижения в исследовании рекомбинантных молекул ДНК, обсудили некоторые социальные и этические аспекты экспериментирования в области генной инженерии, пути предотвращения потенциальных биологических опасностей, связанных с этой работой, и условия снятия добровольного моратория на два вида наиболее опасных экспериментов. Атмосфера, в которой проходила конференция, определялась тем, что ученые должны были принять решение, призванное повлиять на научную политику, на распределение ассигнований и в значительной мере предопределить дальнейшее развитие генной инженерии. В условиях обостренного интереса общественности и правительственных кругов к этому вопросу признать опасными те или иные эксперименты значило ухудшить условия исследовательской деятельности или даже отказаться от некоторых исследований, представляющих научный интерес. Характеризуя поведение участников конференции, П. Берг заметил, что каждый стремился очертить круг возле своей собственной тематики, провозглашая ее "чистой" и "безгрешной", и доказывал опасность того, чем занимаются другие.

Рассказывая о ходе дискуссии на конференции в Асиломаре и комментируя ее результаты, журнал "Сайенс" отмечал: "Как и мораторий, который предшествовал ей, решения конференции имеют лишь власть морального обязательства, но предлагаемые ею рекомендации, возможно, вскоре будут более детально рассматриваться в каждой стране национальными органами, ответственными за разработку соответствующих правил. Точно так же, как мораторий (видимо, беспрецедентное явление в истории науки), деятельность конференции - редкий, если не уникальный пример принятия мер предосторожности, налагаемых на техническое развитие до, а не после того, как впервые возникла опасность. Решения конференции были достигнуты с сознанием того, что если... теперь ученые не смогут сами объективно регулировать свои исследования, то за них это сделают другие"^*. По сообщению журнала, главными оппонентами организационной комиссии на конференции была Дж. Уотсон и Дж. Ледерберг. Эти Нобелевские лауреаты выискивали пробелы в рекомендациях комиссии и, хотя у них не было согласованной позиции, вносили раздор в среду молодых ученых, которым не терпелось снять мораторий на самых легких условиях. Ледерберг критиковал за "слишком большую определенность" документ, подготовленный рабочей группой конференции, в котором возможные эксперименты разделялись на шесть классов в соответствии с ожидаемой степенью опасности и для каждого класса рекомендовались процедуры, сводящие биологические опасности к "общепринятому" уровню риска. Уотсон прямо заявил, что мораторий должен быть снят. Подписывая письмо о моратории, сказал он, я думал, у нас будет время подождать и, может быть, услышать нечто, что нас испугает. Но, как руководитель лаборатории онкогенных вирусов, я считаю, что мы реально работаем с чем-то гораздо более опасным, чем все, о чем я услышал в эти дни здесь на конференции.

^* (Science. 1975. March 14. Vol. 187.)

Именно в вопросе о классификации экспериментов по степени их опасности и обнаружилась главная проблема: оказалось, что нет согласия в том, какова может быть опасность и как определить ее. Ледерберг утверждал, что, если эта классификация должна стать основой законодательства, необходимо иметь большую степень уверенности в том, что она верна. Уотсон настаивал на том, что изменить риск невозможно и поэтому нет оснований прекращать исследования. И хотя такая неопределенность не способствовала выработке четких решений, тем не менее конференции удалось добиться ряда положительных результатов. Правда, нетрудно заметить, что она заботилась лишь об устранении опасностей, связанных с возможными ошибками и небрежностью экспериментаторов, и не касалась главной проблемы, стоящей перед каждым исследователем, кем и в каких целях будут использованы результаты его работ. Как подчеркнул Берг, несмотря на то что некоторые ученые были не согласны с необходимостью какой бы то ни было саморегуляции, главным явилось то, что конференция "принесла дух дискуссии в эти области. Никто теперь не сможет начать работать над данными проблемами без обдумывания грозящих опасностей и их соотношения с предоставляющимися благами, а этого я не мог сказать восемь месяцев назад"^*.

^* (Science News. 1975. March 8. Vol. 107.)

В итоговом коммюнике конференции^* признавалось, что в исследовании рекомбинантных молекул ДНК уже достигнут заметный научный прогресс. Это открывает значительные возможности для более глубокого понимания фундаментальных биохимических процессов. Использование методов работы с рекомбинантными молекулами ДНК обещает революционизировать практику молекулярной биохимии. Хотя до сих пор эти новые методы еще не применялись на практике, есть все основания думать, что в будущем они выявят свою огромную практическую полезность. Новые методы, которые позволяют комбинировать генетическую информацию весьма различающихся между собой организмов, отмечалось в итоговом коммюнике, приводят нас в сферу биологии со многими неизвестными. При нынешнем, довольно ограниченном уровне исследований в этой области оценка потенциальных биологических опасностей оказалась крайне затруднительной. Это заставило прийти к выводу, что благоразумно проявлять значительную осторожность в ходе исследований. Участники конференции согласились, что большая часть работ по конструированию рекомбинантных молекул ДНК может проводиться, если применяются достаточные меры предосторожности, главным образом биологические и физические барьеры, позволяющие удерживать вновь созданные организмы в пределах лаборатории. Более того, на начальной стадии исследований стандарты предосторожности должны быть выше и модифицироваться по мере совершенствования методики и изменения оценок предполагаемого риска. В некоторых же экспериментах потенциальный риск настолько серьезен, что они не должны проводиться с доступными на сегодня возможностями предохранения. В более отдаленном будущем могут возникнуть серьезные проблемы в связи с широким применением этих методов в промышленности, медицине и сельском хозяйстве. Вместе с тем будущие исследования и накопленный опыт могут показать, что многие из потенциальных биологических опасностей менее серьезны или менее вероятны, чем кажется теперь.

^* (The Proceeding of the National Academy of Sciences of the USA. June 1975. Vol. 72, N 6. iJ. 1981-1984.)

Конференция сформулировала следующие принципы, лежащие в основе ее рекомендаций и выводов: 1) при проектировании экспериментов существенно важно рассматривать вопросы предохранения; 2) эффективность предохранения должна в максимальной степени соответствовать оценке предполагаемого риска. В соответствии с этим, поскольку будет достигнуто соглашение о шкале риска, необходимо выработать и соответствующую ей шкалу предохранения. Средства оценки и уравновешения риска соответствующим уровнем предохранения необходимо время от времени пересматривать. Можно надеяться, указывалось в итоговом коммюнике, что путем использования формальных и неформальных каналов информации будет выработан устойчивый метод для сопоставления потенциальных биологических опасностей и уровней предохранения.

На конференции допустимые эксперименты были разделены на три категории по степени риска: от экспериментов с минимальным риском до высокоопасных. Была особо выделена еще одна, четвертая группа экспериментов, которые представляют столь серьезную опасность, что вообще не следует предпринимать до разработки соответствующих мер предосторожности. Основным путем предотвращения возможных опасностей было признано генетическое конструирование таких бактерий и вирусов, которые имели бы ограниченную возможность к размножению вне лаборатории. Большое внимание в документе конференции было уделено обеспечению полной информированности всего персонала, связанного с экспериментами, о степени их риска, а также тщательной подготовке и обучению персонала мерам безопасности, необходимым для экспериментов, связанных с той или иной степенью риска.

Призыв к временному мораторию и Асиломарская конференция явились кульминационными моментами в развитии событий, связанных с генной инженерией. После конференции, однако, дискуссии среди ученых вспыхнули с новой силой, поскольку многие исследователи сочли решения конференции чересчур строгими и лишенными рационального обоснования. Вместе с тем объявленный конференцией запрет на некоторые эксперименты обусловил определенную переориентацию исследований по генной инженерии. В частности, особое внимание было обращено на создание ослабленных микроорганизмов, с которыми могут проводиться лабораторные исследования и которые не в состоянии выжить за пределами лаборатории (ни не способны населять кишечный тракт человека, не выживают в его семенном материале и легко уничтожаются обычными моющими средствами). Это позволяет преодолеть один из основных барьеров на пути исследований по рекомбинированию ДНК.

В 1975 г. Консультативный комитет по рекомбинантной ДНК национальных институтов здравоохранения США на основе установок Асиломарской конференции попытался разработать приемлемые инструкции, позволяющие контролировать использование методов манипулирования с генами живых организмов, в частности использование ослабленных микроорганизмов для многих типов экспериментов. Комитет определил ряд способов обычной физической защиты: от простого использования стандартных микробиологических методов до специально спроектированного оборудования с пониженным давлением воздуха, изолированного воздушными пробками, с душами у каждого входа и т. д.

Требования, разработанные этим комитетом, оказались в целом значительно слабее рекомендаций Асиломарской конференции, что сделало их объектом резкой критики со стороны ученых. Так, профессор Массачусетсского технологического института, специалист по молекулярной биологии Дж. Кинг иронически заявил, что национальные институты здоровья стремятся к "защите генетиков, а не публики". Он указал, что результаты экспериментов по генной инженерии могут быть использованы правительством США в военных целях. По его мнению, возможно и то, что введенный в бактерию ген человека или животного окажется способным вырабатывать соответствующий белок. При попадании такой бактерии в организм человека может вступить в действие система иммунной защиты, которая начнет выработку специфических антител, а они, в свою очередь, могут явиться источником не встречавшихся ранее заболеваний. Сторонники жестких мер по регулированию исследований полагали, что. поскольку речь идет об угрозе для генетической конституции человеческого организма, этой вероятностью нельзя пренебрегать. В результате национальным институтам здравоохранения пришлось переработать требования к экспериментам в сторону ужесточения. В конце 1975 г. был опубликован новый перечень требований^*, который оказался даже более жестким, чем рекомендации Асиломарской конференции.

^* (Nature. 1975. December 18. Vol. 258.)

После этого началось переоборудование лабораторий, с тем чтобы условия проведения экспериментов соответствовали выдвинутым требованиям. Однако в Кембридже, где расположены такие известные научные и учебные учреждения, как Гарвардский университет и Массачусетсский технологический институт, события приняли новый оборот. Здесь в дискуссию включились представители городских властей и общественности, обеспокоенные появившимися в прессе публикациями о возможных опасных последствиях исследований по генной инженерии.

В конечном счете городские власти, после того как они дважды откладывали разрешение на проведение экспериментов третьего типа, в 1977 г. допустили проведение этих экспериментов при условии, что работы будут производиться только с применением генетически ослабленных микроорганизмов и с соблюдением более жестких требований, чем разработанные национальными институтами здравоохранения. Проведение экспериментов четвертого, наиболее опасного типа разрешено не было. В решении специально созданного комитета отмечалось: "Знание, получаемое ради знания либо ради его потенциальных выгод для человечества, не может служить оправданием для того, чтобы подвергать риску народ, если информированные граждане не намерены принять этот риск. Решения по поводу правильного выбора между риском и выгодой от потенциально опасных научных исследований не должны приниматься внутри кругов, научного истеблишмента"^*.

^* (Krimsky Ch. Genetic Alchemy. P. 301.)

Вслед за Кембриджем сходные постановления были приняты в ряде других научных центров США, в том числе в Принстоне, Амхерсте и Беркли. Наряду с этим все громче становились голоса, требовавшие немедленной разработки законодательных мер, которые регламентировали бы исследования по рекомбинантным молекулам ДНК в масштабах всей страны. Сенатор Э. Кеннеди и член палаты представителей П. Роджерс выдвинули два законопроекта, предлагая очень жесткие меры правительственного контроля над исследованиями. В дебатах приняли широкое участие не только конгрессмены, но и ученые. Опасаясь суровой регламентации, многие биологи весьма активно выступили против законопроектов. Они подчеркивали, что процессы рекомбинации часто встречаются в природе и не несут с собой ничего принципиально нового. Впрочем, иногда утверждалось, что противники законопроектов отстаивали не только принципы свободы исследования, но и свои не всегда бескорыстные цели. Особенно бурную и хорошо организованную деятельность в этом направлении развернуло Американское общество микробиологов. Его позиция была поддержана двадцатью научными обществами США и многими ведущими биологами. Некоторые из них привлекли на свою сторону ряд сенаторов и организовали в конгрессе мощное лобби^*. В таких условиях Э. Кеннеди в 1978 г. заявил о снятии своего законопроекта, предложив взамен создать Комиссию по изучению фактов о характере потенциальных опасностей экспериментов с рекомбинантными формами ДНК.

^* (Д. Балтимор в этой связи сказал: "Новая биология стала новой политикой во вполне конкретном смысле: биологи проводят время в залах конгресса, пытаясь предотвратить учреждение первой комиссии по контролю за фундаментальными исследованиями" (цит. по: Dickson D. The New Politics of Science. N. Y., 1984. P. 249).)

Острота дискуссий по проблемам генной инженерии во многом была обусловлена тем, что, как понимали их участники, речь шла не только о судьбах данной отдельной области знания, но и вообще о положении науки в обществе, о принципах контроля со стороны общества за ее развитием: "У многих не вызывает никакого сомнения тот факт, что страсти, которые разгорелись вокруг этой проблемы, едва ли имеют значение специфической реакции на развитие определенного направления исследований. Требуя от ученых отчета об их работе с генетически модифицированными бактериями, общественность и ее представители как будто хотят ухватиться за удобную возможность утвердить более общий принцип. Неизведанная область современной биологии позволяет прибегнуть к такой метафоре: в конечном счете вопрос не в том,. можно ли удержать бактерии в специальных лабораториях, чтобы они не вырвались оттуда, а в том, можно ли удержать ученых в определенных границах в обычном обществе"^*.

^* (Bennet W., Gurin G. Science that frightens scientists: The great debate over DNA - Analitic. Vol. 239, N 2. P. 62.)

К настоящему времени острота этих дискуссий заметно спала, хотя нельзя сказать, что ситуация в области генной инженерии стала ясной и однозначной. По-прежнему существуют проблемы, требующие незамедлительного решения, и не случайно-нынешнюю ситуацию с регулированием исследований и практического использования рекомбинантных молекул ДНК подчас квалифицируют в США как неразбериху. "Джинна выпустили из бутылки" - так оценивают многие надвигающуюся опасность этих исследований. Многочисленные сенсационные статьи и выступления журналистов и комментаторов о том, что якобы в скором времени из лабораторий может выползти монстр типа, описанного М. Шелли в романе "Франкенштейн", взбудоражили мировую общественность и насторожили ряд ученых Запада.

Впрочем, в последнее время они уже не так активно обсуждают вопросы генной инженерии, поскольку озабочены и другой важной для них проблемой: возможностью сокращения ассигнований в результате давления общественности и законодательных решений административных властей, что могло бы, как полагают ученые, затормозить развитие науки. Поэтому наряду с ростом движения за прекращение опасных экспериментов в области генной инженерии ведутся интенсивные поиски приемлемых форм для продолжения этих работ. Важную роль играют здесь юридические аспекты проблемы: предлагается изменить регламент работ, смягчить в некоторых случаях режим исследований, пересмотреть отдельные правила на основе накопленного опыта. Эти предложения встречены рядом ученых критически; другие жег напротив, считают, что и нынешний регламент является в ряде случаев неоправданно жестким.

Следует отметить, что в 1974-1978 гг. многие ученые изменили свои взгляды, придя к выводу, что работы с рекомбинантными молекулами ДНК не представляют опасности. В 1978 г. вирусологи У. Роу и М. Мартин провели для оценки риска так называемый эксперимент наихудшего случая. В плазмиду или в фаг лямбда вводилась вирусная ДНК, вызывающая опухоль (полному) у мышей. Эксперимент показал, что инфекция возникает лишь в небольшом числе случаев. По мнению большинства (но не всех) ученых, это свидетельствует о безопасности исследований и о необходимости ослабить ограничения, введенные национальными институтами здравоохранения.

Примечательно, что один из первооткрывателей в этой области, лауреат Нобелевской премии Дж. Уотсон, потребовал отмены государственных правил, регулирующих исследования рекомбинантных молекул ДНК, назвав эти правила "никому не нужным нонсенсом" и заявив, что нет никаких доказательств возможного вреда от перекомбинирования генов. Огромные усилия и средства, затрачиваемые на регламентирование исследований, являются, по его мнению, совершенно неоправданными. Регламент, по словам Уотсона, обернулся "катастрофой", а общественность была дезориентирована мнимой опасностью развития событий по "созданным учеными-маньяками сценариям"^*.

^* (International Herald Tribune. 1977. December 20.)

В связи с этим порой даже высказываются сомнения: действительно ли движение за установление моратория, решения Асиломарской конференции вдохновлялись только благородными мотивами, особенно с учетом того, что происходило в последующие годы? Трудно ответить на данный вопрос однозначно. В современном мире, отличающемся предельной остротой политической и идеологической борьбы, нет, наверное, ни одного вопроса, ни одного намерения, ни одного поступка, которые при соответствующих условиях не могли бы быть так или иначе использованы реакционными общественными силами; даже самые благородные, самые гуманные намерения нередко извращаются и используются в совершенно иных целях. Однако, отмечая негативную сторону рассматриваемого вопроса, мы даем определенную оценку политической ситуации, действиям правительств, пропагандистских органов Запада, но не самому движению ученых. Нельзя не верить в благородство исходных намерений тех деятелей науки, которые выступили инициаторами движения за установление моратория на некоторые виды экспериментов. Другое дело, что их поведение далеко не во всем было достаточно последовательным.

Важно и то, что дискуссии по социально-этическим проблемам генной инженерии заставили многих ученых по-новому взглянуть на вопрос о своих взаимоотношениях с обществом и о своей социальной ответственности.

Сегодня, когда интенсивные работы по генной инженерии ведутся во многих лабораториях мира, мы можем рассматривать дебаты вокруг исследований в области рекомбинантных молекул ДНК как нечто в значительной мере принадлежащее прошлому. Это обусловлено и тем. что была разработана система мер предосторожности при проведении экспериментов, и тем, что появилась возможность более определенно оценивать вероятный риск. Впрочем, вопрос о последствиях генно-инженерных работ до сих пор получает отнюдь не однозначную оценку и интерпретацию как на Западе, так и в социалистических странах. Это обнаружилось, в частности, в ходе III Всесоюзного совещания по философским вопросам естествознания (Москва, апрель 1981 г.). Этические проблемы науки, в том числе связанные с мораторием, обсуждались на этом совещании во многих выступлениях, что знаменательно само по себе и как показатель актуальности этих проблем, и как свидетельство расширения сферы философских вопросов естествознания.

Выступая на совещании, академик А. А. Баев отметил, что манифест, призывавший к добровольному временному отказу от исследований, послужил началом для кампании против генной инженерии (в основном в США), в которую включились американская пресса, радио, телевидение. В целом, однако, "общественный резонанс, вызванный генетической инженерией, касался этических, философских и социальных проблем, и, хотя он был порожден неосновательными предположениями, сам его факт свидетельствует о той значительной роли, которую начинает играть биология в современном обществе"^*. Иную оценку событиям дал академик В. А. Энгельгардт, указавший, что в качестве противников моратория выступали поборники "свободы научного поиска", но здравое начало взяло верх, в настоящее время соответствующие правила работы приняты в большинстве стран, а иногда они приобретают даже законодательный характер. Таким образом, согласованными действиями ученых была предупреждена крупная опасность. "Асиломарский мораторий" по праву можно считать прототипом проявления учеными своей ответственности перед лицом опасности, могущей достичь размеров широкого народного бедствия, масштабов кризиса"^**.

^* (Диалектика в науках о природе и человеке. Т. 4. С. 116.)

^** (Диалектика в науках о природе и человеке. Т. 4. С. 128.)

Существует, следовательно, немало сложных философских и социально-этических вопросов, которые требуют своего внимания и широкого обсуждения со стороны ученых и философов.

Из всего сказанного можно, как нам представляется, сделать следующий вывод. В современных условиях социально-этические проблемы возникают и по отношению к каждому научному открытию, к каждой научной задаче, и по отношению к науке в целом. Поэтому дискуссии по проблемам, связанным с регулированием исследований в области генной инженерии, нельзя рассматривать как нечто временное, преходящее, случайное для развития науки. Они становятся неотъемлемой чертой научной деятельности, что свидетельствует о новом этапе развития науки, о возрастании ее роли в жизни общества и каждого человека в отдельности.

Разумеется, острейшие социально-этические проблемы, возникшие в связи с перспективами развития генной инженерии, могут и должны быть решены на широкой гуманистической основе, предполагающей приоритет блага человека. Вместе с тем это решение не должно закрывать новые пути познания природы, которое также в конечном счете служит благу человека, составляя одну из главных его надежд на будущее. Наука и человечество должны, однако, подняться на новую ступень своего развития - социального и нравственного,- чтобы надежда смогла воплотиться в жизнь. Требуется поэтому уделять больше внимания социально-этическим проблемам науки, которые сегодня тысячами нитей соединяют науку и ученых с жизнью всего человечества, делая их в большой степени ответственными за него, и которые решаются далеко не просто. Необходимы разносторонние научные дискуссии, сопоставление и борьба идей, творческий диалог ученых, придерживающихся различных философских и социально-этических взглядов. Как известно, установить степень риска того или иного исследования, соотнося этот риск с возможным благом для общества, в каждом конкретном случае, за исключением предельных,- довольно сложная задача. Но именно поэтому социально-этические проблемы науки должны всегда находиться в центре внимания ученых - не только естествоиспытателей, но и философов-этиков, юристов; ими постоянно должны интересоваться политики, вся мировая общественность. И надо только приветствовать тот факт, что этические и правовые аспекты генной инженерии, особенно в ее отношении к генетике человека, привлекают самое пристальное внимание во всем мире.

Как уже отмечалось, ряд видных западных ученых, горячо выступавших ранее по этическим аспектам генной инженерии, сейчас говорят о ненужности и даже вредности таких обсуждений, утверждая, что опасность исследований якобы была преувеличена средствами массовой информации и всякие запреты и ограничения могут затормозить научный прогресс в этой важной области познания. Но такая позиция вряд ли оправдана научно и этически. Генная инженерия, может быть, сильнее и очевиднее, чем когда бы то ни было в прошлом (включая дискуссии об угрозе исследований в области ядерной физики), обратила внимание человечества на необходимость общественного контроля (социального и этического) за тем, что происходит в науке и что может непосредственно угрожать человеку. До сих пор все ограничивалось лишь "драмой идей", а в еще большей степени словесными баталиями. Но все еще впереди: и хорошее (ведь генная инженерия обещает нам в будущем буквально чудеса в сельском хозяйстве и в медицине), но, к сожалению, наверное, и плохое (правда, многие специалисты "утешают" нас, заявляя, например, что оружие массового уничтожения, которое может быть создано с помощью генной инженерии, будет не более разрушительным, чем ракетно-ядерное).

Поэтому хотя и приняты определенные правила генно-инженерных работ, вряд ли уместно преуменьшать их потенциальную опасность. Ведь тем самым мы невольно преуменьшаем и опасность вообще бесконтрольного исследования и технологического применения генно-инженерных работ, особенно когда речь заходит о разработке биологического оружия, разного рода неоевгенических проектах "формовки людей" с помощью генной инженерии, клонирования и т. п.^*

^* (Эксперты США в последнее время высказываются в том смысле, что с помощью методов генной инженерии нельзя создать такое биологическое оружие, которое превосходило бы созданное другими методами. Более того, обсуждается идея о возможности создания с помощью генной инженерии вакцины против бактериологического оружия. Эта идея с одобрением воспроизводится некоторыми учеными социалистических стран. См.: Гайсслер Э. О злоупотреблении результатами исследований в области молекулярной и клеточной биологии: факты и мифы//Мир науки. 1982. № 1.)

Не могут быть приемлемыми попытки под благовидным предлогом заботы о прогрессе науки освободиться от принятых соглашений и запретов, объявить их, как и вообще любые дискуссии об этических проблемах науки, в частности о социально-этическом регулировании генно-инженерных работ, "вредными", тормозящими прогресс научных исследований. Именно поэтому мы положительно оцениваем предложения о моратории на некоторые виды подобных исследований и пр., хотя и понимаем всю ограниченность такого рода мер, в частности утопичность идеи о саморегулировании науки с помощью одних только морально-этических установлений. Однако и такая форма протеста против возможного антигуманного использования науки не должна недооцениваться, даже если в ряде случаев заправилы научно-технического бизнеса на Западе используют ее в целях, весьма далеких от истинных интересов науки и человечества.

Дальнейший ход событий вокруг вопросов о полевых испытаниях и перспективах практического использования генетически измененных организмов свидетельствует о том, что, видимо, генетическая инженерия и биотехнология еще долго будут возбуждать острые конфликты и дискуссии, в том числе по социально-этическим и правовым проблемам.

Так, по сообщению газеты "Нью-Йорк таймс" от 13 ноября 1986 г., стало известно, что группа исследователей из университета штата Орегон провела полевые испытания генетически измененной вирусной вакцины в Новой Зеландии. Эти испытания финансировались министерством сельского хозяйства США и были одобрены двумя новозеландскими правительственными агентствами. Кроме того, выяснилось, что другая генетически измененная вакцина, разработанная биомедицинским институтом Вистар в Филадельфии, испытывалась в Аргентине, причем без ведома правительства этой страны.

В обоих случаях, ставших известными и, возможно, в других, неизвестных, исследователи решили проводить полевые испытания за границей для того, чтобы обойти регламент на такие испытания, установленный в США. Ветеринары, проводившие испытания в Новой Зеландии (прививки были сделаны 37 телятам, 16 цыплятам и 4 овцам; во всех случаях, по словам ветеринара из Орегонского университета Э. Ведмана, результаты были успешными), назвали существующий в США регламент для одобрения такого рода испытаний "сложной, туманной и чересчур медленной" программой.

В итоге же, как мы видим, получается так, что США выступают в роли "экспортера" того риска, с которым сопряжено введение в живую природу генетически измененных организмов. Так, ветеринары из Орегонского университета, хотя и получили одобрение на свои испытания от университетского комитета по биоопасности, однако не обращались за одобрением ни в министерство сельского хозяйства, ни в какое-либо другое федеральное ведомство.

Что касается самих Соединенных Штатов, то там к возможности проведения полевых испытаний генетически измененных организмов подход довольно строгий. Так, 20 мая 1986 г. американское Агентство по охране окружающей среды (ЕРА) приняло решение, запрещающее фирме "Монсанто", которая тратит на биотехнологические исследования пятую часть своего научно-исследовательского бюджета, составляющего 520 млн. долларов, проводить эксперимент. В ходе этого эксперимента, по словам газеты "Торонто стар" от 16 ноября 1986 г., планировалось впервые выпустить в окружающую среду новую форму жизни, созданную в лаборатории путем комбинирования генетического материала от двух различных видов бактерий.

Против проведения этого эксперимента выступила группа политических исследований "Фонд экономических тенденций", которой руководит Дж. Рифкин, чрезвычайно активный оппонент генной инженерии и биотехнологии. Газета приводит его слова, согласно которым "допущение, что генетическая инженерия имеет хорошую сторону и плохую сторону, вводит заблуждение", а стремление к научному прогрессу в значительной мере является "нашей патологией, нашей болезнью".

Многие ученые и администраторы из федеральных и частных учреждений обращаются к Рифкину, который может, не ставя под удар их карьеру, довести до широкой публики возникающие у них опасения. Так, некий молодой ученый, работающий в биотехнологической фирме в Окленде, штат Калифорния, рассказал Рифкину о том, что фирма в 1985 г. секретно испытывала генетически измененный микробный организм за пределами лаборатории. Активность Рифкина привела к тому, что ЕРА провело расследование, обвинило фирму в фальсификации данных и оштрафовало ее на 20 тысяч долларов.

Что касается фирмы "Монсанто", то Рифкин, затребовав у ЕРА данные о безопасности проводимых фирмой исследований, с помощью нескольких экологов и микробиологов организовал их экспертизу. Эксперты пришли к выводу, что в вопросах безопасности исследования не обеспечены должным образом. Неясность в том, что касается природы и величины риска, а также выгод предполагаемых полевых исследований, и побудила ЕРА запретить их проведение. "Торонто стар" расценивает этот запрет как сильный удар для фирмы и для всей биотехнологической промышленности США и приводит такие слова Рифкина: "Мы обязаны перед самими собой и перед следующим поколением ставить эти проблемы и задавать вопросы. Мы говорим о способности изменять генетический код жизни, а это зловещая власть. Нам необходимы тщательные, разумные, хорошо продуманные публичные дебаты. Дело нельзя оставлять в руках "Монсанто"".

Таким образом, вопрос о том, как поведут себя в естественной среде созданные в лабораториях генетически измененные организмы, отнюдь не снят еще с повестки дня. Разумная осторожность в его изучении представляется нам в высшей степени необходимой, и в данной связи особую опасность несет в себе коммерческая гонка вокруг биотехнологии.

В этих условиях особенно важно и дальше вести работу по изучению социально-этических аспектов исследований по генной инженерии и биотехнологии и их практических применений, подчеркивая значение того социального контекста, в котором они развиваются, важность разработки социально-этических и гуманистических аспектов такого рода исследований и их применений сегодня и в будущем, включая вопросы, связанные с этикой генетического контроля, клонирования, неоевгеники.