Перспективы генетики, возрастающая необходимость диалектики

Меньше всего хотелось бы здесь напоминать все то, что обычно говорится о генетике, имея в виду ее будущее, в частности об открывающихся возможностях применения ее законов в селекции и медицине. И не только потому, что об этом уже много раз говорилось, но и потому, что, как отмечалось в предварительных замечаниях, многое здесь преподносится даже серьезными учеными с большой долей "опережения" событий, с ненужными намеками на какое-то близко ожидаемое "чудо". Впрочем, и чрезмерный скептицизм и осторожность в этом плане также неуместны, а иногда они, как мы видели, использовались для того, чтобы закрыть для генетики дорогу в будущее.

Чтобы пояснить сказанное, начнем несколько издалека.

Н. К. Кольцов рассказал в свое время о чрезвычайно интересном эпизоде, произошедшем еще в конце прошлого века, когда состоялся первый крупный съезд естествоиспытателей и врачей, открывшийся блестящей речью К. А. Тимирязева, поздравившего участников съезда с "праздником русской науки". Тогда еще молодой и полный надежд Н. К. Кольцов выступил с первым своим научным докладом. Впечатления от съезда он выразил впоследствии поэтически и кратко, напомнив слова М. В. Ломоносова о том, что "может... быстрых разумом Невтонов российская земля рождать".

На съезде было заслушано много интересных докладов, но, вспоминал Н. К. Кольцов, в память молодежи врезалось то, что на одно из его заседаний пришел и сел в президиуме Л. Н. Толстой. И когда, говорил он, "я увидел Л. Н., то вспомнил одну фразу из его статьи "О назначении науки и искусства": "Ботаники нашли клеточку и в клеточках-то протоплазму, и в протоплазме еще что-то, и в той штучке еще что-то. Занятия эти. очевидно, долго не кончатся, потому что им, очевидно, и конца быть не может, и потому ученым некогда заняться тем, что нужно людям. И потому опять, со времен египетской древности и еврейской, когда уже была выведена и пшеница и чечевица, до нашего времени не прибавилось для пищи народа ни одного растения, кроме картофеля, и то приобретенного не наукой".

Противоречие, замечает Н. К. Кольцов, между этими взглядами великого писателя и высказываниями собравшихся на съезд натуралистов было особенно подчеркнуто тем обстоятельством, что Л. Н. Толстой появился в зале в тот момент, когда с кафедры говорил профессор сравнительной анатомии М. А. Мензбир, рассказывавший про клеточку и протоплазму, и про ядро, в про заключенные в ядре хромосомы, а внутри хромосом - другие "штучки": иды и детерминанты (по А. Вейсману)^*.

^* (Кольцов Н. К. Организация клетки. С. 585, 586.)

"Большинство биологов,- отмечал далее Н. К. Кольцов,- уже в то время считало хромосомы носителями наследственности... Но никаких данных о внутренней структуре хромосом у нас не было, и казалось, что при несовершенстве методов микроскопического исследования их и не удастся получить. Гипотеза Вейсмана (о построении хромосом из ид и детерминантов), отвлеченная, надуманная и не обоснованная фактически, отвергалась большинством биологов. Но все же предполагалось, что хромосомы являются системами высокой сложности, количественно соответствующей сложности самих организмов, но отличающимися по качеству"^*.

^* (Кольцов Н. К. Организация клетки. С. 586.)

В противовес этому представлению, развивавшемуся на московском съезде естествоиспытателей и врачей (1893 г.) М. А. Мензбиром, химик проф. Колли выдвинул положение о том, что "клетка содержит немного молекул, почти столько же, сколько хромосом". "Казалось, - вспоминал Н. К. Кольцов, - соединить эти два противоречия невозможно, и на этом основании можно было бы признать правым Льва Толстого и отвернуться от "неимеющих конца выдумок ботаников", старающихся при недостаточной методике разложить на части клеточку. Не правильнее ли было ученым-биологам действительно заняться вместо этих бесполезных умствований поисками новых сортов картофеля и приручением новых животных?

Нет, молодые биологи девяностых годов отнюдь не склонны были последовать призыву Толстого. Противоречие между взглядами зоолога Мензбира и химика Колли делало в наших глазах проблему клетки особенно увлекательной, и мы были уверены, что именно это противоречие обеспечивает успех дальнейших, более глубоких исследований. Нам казалось, что такой успех вернее и скорее продвинет вперед и практическую задачу - получение ценных пород домашних животных и культурных растений. История показала, что мы, тогдашняя молодежь, были правы"^*.

^* (Кольцов Н. К. Организация клетки. С. 587.)

Это было сказано Н. К. Кольцовым в 1935 г., т. е. через сорок с лишним лет после знаменательного съезда, за которые в науке произошли колоссальные события, и главное из них, в сущности, рождение и развитие экспериментальной генетики. С тех пор прошло еще более 50 лет, и они были насыщены такими событиями, таким стремительным, ускоряющимся ростом научных знаний, который не идет в сравнение с предшествующим этапом. Общая сумма лет, в течение которых экспериментально исследуются законы наследственности и изменчивости, поразительно невелика, если учесть всю сложность явлений, которые изучает генетика. И, наверное, в последующие 30-40 лет (с учетом возрастающих темпов развития науки) в генетике произойдут такие события, по сравнению с которыми все, что достигнуто сегодня, покажется еще более незначительным, чем то, что было сделано тогда, когда Л. Н. Толстой так едко высказывался о поисках в клетке разных "штучек" и в них "еще чего-то".

Многое сделано (в особенности в последние десятилетия и годы) и для практического применения полученных знаний в селекции и медицине. Эти достижения известны, и поэтому прав был Н. К. Кольцов, уже в 1935 г. считавший, что история показала ошибочность суждений Л. Н. Толстого о "бесполезных умствованиях" и что углубление научных исследований вернее и скорее продвигает вперед и задачу получения ценных пород домашних животных и культурных растений. Но история показала и всю сложность этой задачи, а также неуместность чрезмерного оптимизма в сроках ее окончательного разрешения.

Конечно, сейчас уже есть многое "для пищи народа", помимо упоминавшихся Л. Н. Толстым пшеницы и чечевицы, выведенных еще во времена "египетской древности и еврейской", а также картофеля, "приобретенного не наукой". Но все это пока ничтожно по сравнению с тем, что действительно необходимо человечеству и что может дать ему генетика, как и наука в целом, становящаяся непосредственной производительной силой общества. Это и создание новых живых форм, и вообще целенаправленное, контролируемое регулирование эволюции жизни на Земле, и генетические способы борьбы с заболеваниями людей, улучшения их общих физических качеств, и те еще только слабо проглядывающиеся проблемы, которые будет решать космическая генетика, и многое другое, что сегодня попросту невозможно предугадать.

Генетика стремится к этому, она добивается все новых и новых успехов на пути к решению таких задач. Но, как подчеркивал Н. П. Дубинин, "путь к решению подобных задач - это тернистый путь науки, он требует огромного упорства в проведении точных экспериментов, в разработке новых теорий"^*. Генетика достигнет своей цели и в полной мере станет основой селекции и медицины только тогда, когда она овладеет законами получения направленных изменений наследственности. Она, как мы видели, стремительно движется в этом направлении, о чем свидетельствуют, в частности, поразительные результаты, полученные уже сегодня в молекулярной генетике микроорганизмов, бактерий и фагов. И все же, справедливо отмечал Н. П. Дубинин, "это, конечно, лишь начало пути, конец которого еще далек"^**.

^* (Дубинин Н. П. Некоторые вопросы современной генетики // Природа. 1965. № 8. С. 18.)

^** (Дубинин Н. П. Некоторые вопросы современной генетики // Природа. 1965. № 8. С. 19.)

Именно поэтому, говоря о перспективах генетики, может быть, целесообразнее было бы меньше увлекаться радужными и обнадеживающими картинами будущих "чудес" и благ, которые ожидает страждущее человечество, и больше обращать внимания на трудности, неизбежно сопряженные с его движением к этой "земле обетованной". Для науки они предстают как проблемы, сложность которых возрастает по мере приближения к цели. Ведь, как говорил Уолт Уитмен, "и листочек травинки не менее, чем пути небесных светил".

В предшествующем изложении мы постоянно стремились подчеркивать это, отметить ряд первоочередных проблем теории генетики, представляющих наибольшую трудность в настоящее время. И мы полностью согласны с предвидением Б. Л. Астаурова, считавшего, что "вторая половина XX в. пройдет в биологии под знаком решения именно проблемы наследственного осуществления и что главный прогресс в управлении процессами формообразования будет достигнут как раз в этой области"^*.

^* (Астауров Б. Л. Сущность жизни и некоторые проблемы индивидуального развития и наследственности//О сущности жизни. С. 271.)

Наследственность и развитие - тесно взаимосвязанные области, разрабатывавшиеся ранее в значительной мере обособленно,- должны, по мнению Б. Л. Астаурова, составить в ближайшем будущем основной комплекс проблем для теории генетики. Более конкретно это формулируется Б. Л. Астауровым в виде постановки следующих вопросов, обращенных к перспективе генетики: "Как "работает" ген? Как контролирует генотип процессы биосинтеза, клеточную физиологию, метаболизм, дифференцировку, морфогенез и весь сложнейший целостный онтогенез? И, наоборот, как работает "обратная связь"? Как продукты биосинтеза, особенности цитоплазматической дифференцировки и всей целостной развивающейся системы и окружающая ее внешняя среда дирижируют инструментами генного оркестра?

Или, лучше сказать, как на основе динамического взаимодействия ядра и цитоплазмы кибернетическая система регуляторных связей онтогенеза во взаимодействии со средой осуществляет унаследованную программу развития?"^*

^* (Астауров Б. Л. Наследственность и развитие - старые проблемы сегодня и завтра // Генетика. 1967. № 10. С. 182.)

Говоря о перспективе генетики, А. Рейвин также отмечал, что "в программе будущего - установление преемственной связи между генетической организацией на молекулярном уровне и явлениями, выступающими на клеточном, организменном и популяционном уровнях. Генетики будущего будут искать связь между геном и сложно организованной хромосомой, между геном и клеточной структурой, между геном и формообразованием, между геном и развивающейся популяцией. За расцветом генетики после энергичного наступления и побед на молекулярных рубежах вовсе не должен следовать упадок. Напротив, генетика еще более укрепилась, войдя в соприкосновение с теми сферами биологии, которые имеют дело с надмолекулярным уровнем организации, развитием и эволюцией. Самые трудные области генетического исследования, возможно, только начинаются; они могут оказаться и наиболее интересными"^*.

^* (Рейвин А. Эволюция генетики. С. 219.)

Решение этой и других проблем генетики требует, как уже неоднократно подчеркивалось выше, интенсивного развития теории. Ведь только тогда, когда наука становится в подлинном смысле этого слова теоретической, т. е. содержащей в своем составе систему прочно обоснованных законов, принципов, правил, когда ее связи с эмпирическими данными все более усложняются и опосредуются, появляется не только возможность, но и потребность сокращения эмпирического исследования за счет внутреннего развития самих теоретических положений, приводящего к установлению нового знания. Такие чисто теоретические предсказания на определенном этапе абстрагирования от содержания осуществляются в кодифицированной форме, при которой предельно обнажается логическая структура (логический синтаксис) теории. Дальнейший процесс познания, движения мысли в сфере таким образом построенной теории становится сугубо "техническим" делом, т. е. обусловливается операциями, производимыми в соответствии с правилами формальной логики.

Разумеется, в генетике развитие теории всегда будет обусловливаться и "корректироваться" экспериментом. Однако ясно также, что исследование логических оснований современной генетики позволяет не только найти нечто новое в сфере общей методологии, но, может быть, и предложить ряд теоретических соображений, способствующих прогрессу этой области биологической науки. Видимо, является общим законом, что по мере роста экспериментальных данных и их обобщений, в зависимости от разработки теоретического содержания науки возможности логического предвосхищения нового знания, роль эвристически полезных идей, логически выведенных на основе имеющихся теорий, непрерывно повышается.

Это, в свою очередь, повышает значение и необходимость методологических исследований. Как отмечал А. Раппопорт, "от формирования некоторых концепций до получения конкретных теоретических результатов нужно пройти большой путь, однако эти результаты невозможно получить в концептуальном вакууме. Связь между концептуальной схемой и плодотворным направлением конкретных исследований, как правило, далеко не очевидна. Задача философа, особенно ученого, занимающегося философией науки,- обнаружить эту связь, роль которой нельзя недооценивать"^*. Разумеется,- и это мы старались показать в предшествующем изложении - задача философии, методология генетики не сводится только к этому. Но данную сторону важно подчеркнуть здесь, так как она весьма очевидным образом демонстрирует возрастающую роль методологии в генетике и науке вообще, а следовательно, возрастающую необходимость диалектики, составляющей общую основу научной методологии. Удалось ли нам показать это достаточно убедительно - трудно сказать. Но если и не удалось, то сама по себе закономерность возрастания необходимости диалектики в генетике не перестает быть от этого объективно значимой и глубоко научной реальностью.

^* (Раппопорт А. Замечания по поводу общей теории систем//Общая теория систем. М., 1966. С. 180.)

Мы начинали свое рассмотрение проблем генетики и диалектики с эпиграфа, для которого взяли слова В. И. Ленина об относительной и абсолютной истине. Хотелось бы и заключить его ссылкой на В. И. Ленина - великого ученого, блестяще владевшего методом диалектики. "В теории познания... - подчеркивал он,- следует рассуждать диалектически, т. е. не предполагать готовым и неизменным наше познание, а разбирать, каким образом из незнания является знание, каким образом неполное, неточное знание становится более полным и более точным"^*. И еще: "Человек не может охватить = отразить = отобразить природы всей, полностью, ее "непосредственной цельности", он может лишь вечно приближаться к этому, создавая абстракции, понятия, законы, научную картину мира..."^**.

^* (Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 18. С. 102.)

^** (Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 19. С. 164.)

Эти ленинские слова лучше всего подводят итог рассмотрения проблемы, составляющей предмет нашей книги. Как и генетика, диалектика не дает абсолютного знания и не признает неизменных, окостеневших истин в последней инстанции. Она критична по самому существу своему, непрерывно развивается, будит мысль и не дает успокоиться в вечном движении в неизведанное. Это - главное в диалектике, и в этом - основа ее возрастающей необходимости для генетики.